УСЕКНОВЕНИЕ ГЛАВЫ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ

Сегодня — день усекновении главы Иоанна Предтечи. Событие, которое и сейчас, спустя две тысячи лет, способно шокировать своей жестокостью. Но для современного человека, далекого от церковного календаря, эти слова зачастую — просто архаичное название. Строка из древности, которая не цепляет, не ранит, не заставляет остановиться. Мы привыкли к ним — «усекновение», «глава», «Предтеча» — они, как отполированные временем камни, скользят по сознанию, не задевая глубины. Но давайте попробуем сделать именно это — остановиться. Отбросить на мгновение привычную риторику и взглянуть на историю, как на репортаж из дворца тетрарха Ирода Антипы. Увидеть то, что стоит за названием. По-настоящему.

Перед нашим взором разворачивается картина во всей её жестокой конкретике. Это не символ, не икона в золотом окладе — это реальность, от которой кровь стынет в жилах. Дворец. Шумный, пьяный пир сильных мира сего. Правитель Ирод, разгоряченный вином, лестью и властью. Узнаёте? Это ведь так похоже на протокол современного корпоратива элит, где статусные гости, притуплённые дорогим алкоголем или веществами, заключают сделки, принимают судьбоносные решения в расслабленной атмосфере вседозволенности. Действие, по сути, мало чем отличающееся от современных «тусовок»: те же развлечения, та же демонстрация статуса.

Но что стало причиной? Почему пророк оказался в темнице? Причина — в неприглядном и скандальном грехе. Иоанн обличал правителя в том, что тот нарушил все законы — и человеческие, и Божеские. Ирод увёл у родного брата, Филиппа, его жену — Иродиаду. И жил с ней в кровосмесительном блуде, что было строжайше запрещено. Иоанн не боялся говорить об этом вслух. Он был голосом совести, указывающим на гниль, прикрытую пурпуром власти. Он говорил Ироду: «не должно тебе иметь жену брата твоего» (Мк. 6:18). Это обличение и породило лютую ненависть Иродиады.

И вот кульминация пира — юная Саломея, дочь Иродиады, пляшет перед гостями. Думаю, не нужно объяснять, что это был за танец. Перед пьяной элитой это было не высокое искусство. Это был танец, разжигающий страсть. Обезумевший от вина правитель клянется дать ей всё, что угодно, даже половину царства (Мар.6:23). Казалось бы, проси власть, проси богатство — всё твое.

Но что она просит? По наущению матери, чье сердце годами сжигала лютая ненависть к обличителю её греховной жизни, девушка произносит чудовищные слова: «Хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя» (Мк. 6:25). Не золото, не власть — голову. Подари мне смерть. Казнь без суда, здесь и сейчас, в качестве развлечения. Правда и обличение были подавлены по первому требованию манипулятивной воли. Узнаёте механизм? Когда неудобного человека — журналиста, активиста — не переубеждают, а просто «заказывают», устраняют, чтобы его голос больше не мешал.

И приносят это страшное блюдо. На нем — отрубленная глава величайшего из рожденных жёнами (Мф. 11:11). Безжизненный взгляд мученика встречает безумные взоры пирующих. В этот миг наступает шокирующая тишина. И в ней слышен не только треск факелов, но и звук той последней черты, которую переступает человек, решивший, что правду можно убить.

Именно здесь история обрушивается на нас всей своей современностью. Потому что этот пир — он не заканчивался. Он просто сменил декорации. Блюдо с главой Пророка — вот конечный пункт для любой личности, возводящей свой комфорт и грех в абсолют.

Подумайте: почему реакция на простую, обличающую правду — такая свирепая, такая животная? Почему не спор, не дискуссия, не попытка оправдаться? Сразу — изоляция. Сразу — травля. Сразу — желание уничтожить. Потому что Ирод с Иродиадой, как и любой из нас, пораженный грехом, не хочет меняться. Каяться — это значит ломать себя. Это больно. Гораздо легче, проще и быстрее сломать того, кто своим существованием, своим словом напоминает тебе о твоем падении. Стереть с лица земли живой укор собственной совести.

У Иоанна не было армии подписчиков или медийного веса, не было доступа к эфирам федеральных каналов. У него было одно оружие — Слово Правды и верность Богу. Этого хватило, чтобы испугать тирана. Этого и сегодня хватает, чтобы вызвать дикую злобу у тех, кто предпочитает удобную ложь. Страх перед мнением толпы, боязнь «потерять лицо» лишь отсрочили расправу тогда. Но злоба, копившаяся в оскорбленной гордыне, всегда находит выход. Тогда — в угаре пира. Сегодня — в угаре хайпа и всеобщего одобрения.

А теперь — стоп! Давайте резко перенесем этот свет прожектора с древнего дворца на нас. На нашу, казалось бы, тихую и благополучную жизнь. Мы с вами легко осуждаем Ирода. Мы клеймим Иродиаду. Но давайте зададим себе неудобный вопрос — а мы сами разве любим, когда нам говорят правду? Когда нам указывают на наш грех, на нашу лень, эгоизм, наше малодушие, нашу жадность или раздражительность?

Нет! Первая реакция — защита. «А ты сам кто такой?», «Не учи меня жить!». Разве наша внутренняя Иродиада не шепчет: «Убери этого человека с глаз долой! Огради мой покой!».

Мы ненавидим всё, что вытаскивает нас из теплого болота комфортного беззакония. Мы не хотим каяться — реально меняться. Мы хотим, чтобы нам не мешали грешить. А если обличение звучит слишком настойчиво — от близких или из глубины совести — в сердце зарождаются те самые иродовы движения. Желание заткнуть, уничтожить, отрезать этот голос.

И вот главный вопрос: чем наша реакция принципиально отличается от царя или его сожительницы? Масштабом злодейства? Размахом? Нет. Суть одна: устранить источник дискомфорта. Убить саму совесть.

Иоанн обличал царя в блуде. А кто обличает нас? Нас обличают близкие, уставшие от нашего эгоизма. Нас обличают дети, отражающие наши дурные привычки. Нас обличает наша совесть. И когда внутри шевелится этот голос, мы спешим его «обезглавить». Не мечом — изощреннее: суетой, развлечениями, оправданиями, алкоголем или еще чем-то. Мы затыкаем ему рот, лишь бы не слышать. Мы делаем это каждый день. Вот она — наша ежедневная трагедия Усекновения…

Мне кажется, Церковь установила пост в этот день не только для памяти. Святой Иоанн уже в Царствии Небесном. Этот праздник — не для него. Он — для нас. Пост — это не скорбь о жестокости. Это — духовная операция по удалению внутренней слепоты. Мы отказываемся от вкусной пищи, чтобы ничто не отвлекало от главного взгляда — внутрь себя.

Ведь если внимательно посмотреть, мы обнаружим, что эта древняя история — не архаичный сюжет. Это — точная схема нашего внутреннего устройства. Почти каждый из нас в своем сердце сегодня, сейчас, воспроизводит ту же самую структуру, что и во дворце Ирода. Мы все — соучастники этого пира, который длится не одну тысячу лет. Одни — в роли Ирода, который знает, что это неправильно, но слишком слаб, чтобы пойти против толпы, против своего статуса, против своего греховного удовольствия. «Царское слово» оказывается выше голоса совести. Другие — в роли Иродиады, которая годами лелеет в сердце обиду и ненависть к тому, кто посмел указать на ее грех, сделать замечание, и только и ждет момента для мести. Третьи — в роли Саломеи, легкомысленного орудия в чужих руках, готового на любое зло ради сиюминутной награды, ради одобрения «взрослых». А четвертые — в роли гостей на пиру. Молчаливых, потупленных, может быть, даже шокированных, но… безмолвных. Они не протестуют. Они не уходят с этого пира в знак несогласия. Они принимают правила игры. Они «как все». Их молчание — это тоже соучастие. Узнаем себя в одной из этих ролей?

Мы предпочитаем убить правду, чем умереть для греха. Но образ Иоанна дан нам не для отчаяния, а как вызов и надежда. Он — доказательство, что верность Богу и правде возможна. До конца. До крови. Здесь и сейчас. Наше «до крови» — это не смерть, но битва. Битва, требующая мужества. Христос говорил: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12). Это усилие и есть наше «до крови» — ежедневное усилие воли против греха.

Это когда ты отключаешь поток развращающего контента, который льется на тебя из экрана, и выбираешь чистоту взгляда и мысли. Это когда ты подавляешь в себе гордыню и тщеславие. Это когда ты, измученный и раздраженный, не срываешься в крик на ребенка или вторую половину, а находишь в себе силы обнять их и промолчать. Это когда на работе, где все врут и халтурят, ты делаешь свое дело честно, хотя можно схалтурить, и никто не заметит. Это когда ты сдерживаешь на языке уже готовое, ядовитое, убийственное слово в адрес близкого человека. Это когда ты выбираешь стоять в пробке или в очереди без ропота и злобы, принимая это как школу смирения. Это когда ты отказываешься от десятой ненужной покупки, побеждая в себе культ комфорта и потребления. Это когда ты не ищешь оправданий своей лени, а просто говоришь: «Да, виноват. Прости. Я исправлюсь». Этот список можно сделать бесконечным. Каждый из нас знает, где его личное поле битвы.

Вот оно — наше «до крови». Наше поле битвы за Царство Небесное, которое проходит не в далеких странах, а здесь — в твоей квартире, в твоем офисе, в твоем сердце. Каждый такой выбор — это маленькая победа. Каждое поражение — это урок. И главное — не сдаваться, потому что эта война за душу — единственная, которая по-настоящему имеет смысл.

Для этой битвы не нужны дворцы. Нужно одно — мужество быть верным. Верным в малом. На своем месте. Твоя кухня, офис, семья — это и есть поле битвы. Здесь ты либо служишь Богу, либо подаешь голову Иоанна на блюде своего эгоизма, трусости и лени.

Праздник Усекновения — это суровый призыв. Призыв не бояться правды. О себе. О мире. Призыв слышать голос совести. Призыв к верности. Богу. Своему кресту. Людям и долгу. Даже если это режет глаза. Даже если стоит усилий «до крови».

Именно поэтому мы постимся. Чтобы острота этого события не потерялась в сытости и довольстве. Чтобы мы помнили. Чтобы мы делали выбор. Не потом. Не завтра, а сейчас.
Святой Иоанн, моли Бога о нас! Помоги нам не быть Иродами для своей собственной совести. Помоги нам обрести мужество идти твоим путем — путем верности Богу до конца.

Анатолий БАДАНОВ
администратор миссионерского
проекта «Дышу Православием»