ПРОСТИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ: ВСЕГДА ЛИ ПРОЩАТЬ?

Наверное, каждому, кто пытается жить по Евангелию, знакома ситуация: ты прощаешь человека, надеешься, что он изменится, а в ответ получаешь не раскаяние, а наглую, циничную безнаказанность. Ты прощаешь, прощаешь, прощаешь, а с каждым разом становится только хуже, хуже и хуже. Твое «я прощаю» слышат, как «мне можно». И в итоге получается так, что твое желание исполнить заповедь превращается в дубину, которой бьют по твоей же голове, приговаривая: «Тыж простишь, тыж христианин». Финал — потеря уважения, об твоё доброе имя вытирают ноги или благополучно усаживаются на шею, свесив ножки. И вроде бы всё сделано правильно, по Евангелию: «прощайте, и прощены будете» (Лк. 6:37). Так что же не так? Почему прощение часто не исцеляет, а калечит? Почему через него в человеке вырастает что-то такое, что в итоге делает его похожим на демона?

И вот здесь рождается мучительный внутренний конфликт. А всегда ли нужно прощать? С одной стороны — высокий, но такой трудный идеал: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» (Лк. 6:29). С другой — горький опыт, который шепчет: «подставь — и получишь по другой, а то и вовсе апперкот». И в этом напряжении возникает пугающая мысль: а не является ли евангельское прощение социально опасным? Не порождает ли оно тех самых монстров, которых потом приходится останавливать… иногда и слишком высокой ценой? Где та грань, где кончается христианское смирение и начинается разрушительная глупость? Существует ли она вообще?

Вот мы и подходим к самому корню проблемы. Он кроется в фундаментально неверном понимании самой сути прощения. Нам кажется, что мы прощаем ДЛЯ КОГО-ТО. Что наше великодушие — это некий нравственный инструмент, духовный скальпель. Мол, я сейчас прощу, явлю православную силу духа, и мой обидчик, поражённый этим актом милосердия, устыдится, расплачется и исправится. Это — самое частое и увы самое ложное понимание. Опасная деформация заповеди! Искажение начинается именно здесь, в этой наивной вере, что прощение — это инструмент для исправления отношений и изменения другого человека.

Это не так. Прощение нужно не ему. И даже не вашим с ним отношениям. Оно нужно, прежде всего, нам самим. Вдумайтесь в слова: «прощайте, и прощены будете» (Лук.6:37). Вот она — главная мотивация! Не мнимое исправление обидчика, а спасение собственной души от яда обиды, злопамятства и непрощения.

Взгляните на Библейские примеры. Христос на Кресте молился: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34). Первомученик Стефан, под градом камней, взывал: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7:60). Жития святых так же полны подобных примеров, особенно жития мучеников. Но зададимся честным вопросом: много ли мы из житий знаем случаев, когда палачи, видя такое прощение, тут же раскаивались? Нет. Распинатели не бросили свои гвозди с молотками, не упали на колени перед Христом. Побивавшие Стефана не сложили камни и не возрыдали. Наоборот, Церковь знает громадное количество случаев, когда от внешнего проявления прощения, люди начинали еще больше бесноваться.

Так почему же мы, прощая обиду, наивно верим, что наш обидчик вдруг изменится и прозреет? Откуда в нас эта глупая и наивная вера, что прощение обязательно должно производить благотворный эффект на обидчика? Неужели мы не видим, что в этой суровой взрослой жизни такое срабатывает один раз на миллион. Остальные, почти всегда, воспринимают наше прощение не как урок, а как слабость. Как зелёный свет для дальнейших бесчинств. Как молчаливое согласие с их безнаказанностью. Неужели Христос, оставляя эту заповедь, не видел и не знал этого? Видит, знает и все равно требует: «прощайте, и прощены будете» (Лк. 6:37). Потому что прощение требуется не для обидчика, не для исправления наших с ним отношений, а для нас самих.

Люди исправляются вовсе не от нашего всепрощения. Забудьте эту детскую сказку, не имеющую ни основания в Писании, ни подтверждения у святых отцов. Нет такого принципа! Учителя Церкви во все времена твердили одно и то же: прощать нужно прежде всего ради спасения собственной души. И высший пилотаж к которому мы призваны – это прощать в ту же секунду в которую нам нанесли обиду. Но, прощать не внешне, а в сердце — об этом ясно говорит Христос: «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого» (Мк. 11:25). А поскольку молитва должна быть непрестанной — «Непрестанно молитесь» (1Фесс. 5:17), то и внутреннее прощение должно становиться нашим постоянным деланием.

Но вот ключевой момент, который мы всегда упускаем! Тот факт, что в нашем сердце уже свершилось прощение, ещё не означает, что его нужно тут же демонстрировать наружу. Это — разрыв шаблона для многих. Внимательно вслушаемся в слова Спасителя: «Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему» (Лк.17:3).

(Здесь стоит сделать важное отступление. Благочестие наших переводчиков сыграло не на руку. В оригинале, там, где в синодальном тексте стоит слово «выговори», а в церковно-славянском — «запрети», используется греческое слово «ἐπιτίμησον», которое среди прочих значений переводится и как «побрани». Именно так Христа цитировал в IV веке святитель Амвросий Медиоланский: «…Если согрешит против тебя брат твой, побрани его…» [Амвросий Медиоланский свт. Толкование на Евангелие от Луки. Книга восьмая// Собрание творений. Т. 8. ч.2. М.: ПСТГУ, 2020. С. 281])

Видите чёткую последовательность? Сначала — «выговори», «побрани». Обозначь грех, назови зло злом. И только затем — «если покается, прости ему» (Лук.17:3). То есть внешнее, явное прощение, прежнее благодушие, восстановление отношений в полном объёме, должно следовать за покаянием обидчика, а не предварять его!

Впрочем, повторюсь — это не даёт нам права таить в сердце злобу. Ни в коем случае! Внутренне мы уже свободны от обиды, мы всё предали Боду, мы благословили обидчика и молимся за него. Но внешне мы не должны поощрять грех, делая вид, что ничего не случилось. Безнаказанность — величайший учитель зла. Когда мы внешне «прощаем» нераскаянного человека, мы по сути говорим ему: «Твой поступок, твое слово не имеет значения. Можешь продолжать в том же духе». И он, повинуясь этой страшной логике, продолжает…

Почему так происходит? Почему наше внешнее прощение нераскаянного человека лишь усугубляет зло? А потому что человек, переступивший нравственную черту, начинает жить по иным, извращённым, скотским законам. Его совесть молчит. А когда молчит совесть, когда погасли те сигнальные огни, что указывают на добро и зло, человек начинает творить зло, исходя из фундаментальной лжи, которую он обращает прежде всего на самого себя. Он убеждает себя, что его поступок — это норма, что он прав, что он жертва обстоятельств. Он живёт в вымышленном мире, где его порок — это доблесть.

На спящую, усыплённую ложью совесть не действуют шёпотом, не действуют призывами к добру и внешним проявлением прощения. На неё можно воздействовать только болью — физической, материальной, реальными и неотвратимыми последствиями, которые разрушают его выстроенный иллюзорный мир. Здесь уместно вспомнить горькие и точные слова Фёдора Михайловича из романа «Братья Карамазовы»: «Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям, и доходит совсем до скотства в пороках своих».

Ложь самому себе приводит к нравственной глухоте, к утрате способности отличать правду от лжи. А это, в свою очередь, убивает уважение — и к себе, и к другим. Исчезает любовь, а на её место приходят грубые страсти, которые и доводят человека до полного скотства в его пороках. Такого человека уже не исправить нашим снисхождением. Ему нужен толчок, встряска, боль, которая прорвётся через стену его самообмана.

Так для чего же тогда прощать, если это не будит совесть другого? Ответ остаётся неизменным: мы прощаем не для другого, а для себя. Потому что непрощение — это тяжёлый духовный недуг, поражающий в первую очередь того, кто носит в себе обиду.

Обида — это смертельный яд. Мы травим сами себя — душу, здоровье, способность видеть мир светлым и радоваться жизни. Прощая, мы совершаем акт духовной хирургии — мы иссекаем язву, мы очищаем душу от токсинов, не позволяя им разъедать нас изнутри и превратить наше сердце в выжженную пустыню обиды.

Вот здесь мы подходим к серьёзному, даже пугающему аргументу: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим». Это не просто красивые слова. Если угодно, то это юридический документ, который мы подписываем каждый раз, произнося «Отче наш». Мы сами соглашаемся на критерий, по которому Бог должен нас судить. Буквально говорим Ему: «Вот, Отец Небесный, посмотри, как я поступаю со своими обидчиками. Вот эту меру, эту формулу — “как и мы прощаем” — возьми и примени ко мне».

Страшная мысль, не правда ли? Когда мы, нося в сердце обиду, отказываясь освободить другого от своего суда, произносим эти слова, мы фактически ставим подпись под своим собственным приговором. Мы заявляем Богу: «Я не прощаю. А значит, и Ты меня не прощай. Я оставляю этого человека в долгу передо мной. А значит, и Ты оставь мои долги на мне». Мы сами блокируем для себя источник милосердия, перекрываем небесный кран, из которого льётся прощение наших же, куда более тяжких, грехов…

Это не просто благочестивая метафора. Это духовный закон, столь же неумолимый, как закон тяготения. Христос прямо разъясняет это сразу после молитвы: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14-15). Всё поставлено с предельной ясностью, без аллегорий. Наше прощение других — это не «бонус» к нашему спасению. Это его непременное условие, пропуск в Царство Небесное, который мы аннулируем собственной непрощающей душой.

А теперь перед этой непостижимой высотой милосердия Божия, давайте поставим этот детский вопрос – «если я прощу, изменится, покается ли обидчик? Перестанет ли меня обижать?». Согласитесь, звучит даже странно. Ведь смотря на это откровение Божественного милосердия, хочется наоборот, корыстно подумать – да и пусть обижают. Чем больше будут обижать, а я прощать, тем больше Бог простит моих собственных грехов. А у меня то их…

Теперь понимаете, что прощение — это акт духовного выживания? Это не о том, «достоин» ли его наш обидчик. Это о том, хотим ли мы сами быть прощёнными. Держась за свою обиду, мы не наказываем другого. Мы собственными руками выносим себе вердикт, запирая себя в темнице собственных грехов, из которой сами же и отказались выпустить другого. Мы прощаем, потому что хотим остаться людьми, а не стать заложниками собственной боли. Мы прощаем, чтобы исполнить заповедь, данную нам как условие собственного спасения: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12).

Итак, давайте же расставим все точки над i, проведя чёткую границу. Простить внутри — это наша святая обязанность перед Богом и самими собой. Но явить это прощение вовне, восстановить отношения в полном объёме — это возможно только после искреннего, подтверждённого делами покаяния обидчика.

Если муж поднимает руку на жену, её долг — простить его в сердце, чтобы не сгореть в огне ненависти к нему и ко всем мужчинам. Но адекватный внешний поступок — это вызвать полицию, уйти от него, защитить себя и детей до момента, пока он искренне не покается. Впрочем, не так уж и много мы знаем таких случаев…

Если вас кинул партнёр по бизнесу, наша задача — освободить сердце от обиды. Но строить опять с ним бизнес, это будет крайней степенью неразумности. Более того, если он не возместил ущерб добровольно, мы имеем право — обратиться в суд. Вернуть своё и пресечь мошенническую деятельность, чтобы он не разорил ещё десяток людей.

Нам нужно понять: неадекватное «всепрощение» — это не добродетель, а преступление. Прежде всего — по отношению к самому обидчику. Нашей ложной, беззубой «добротой» мы выдаём ему индульгенцию на дальнейшее падение. Мы потакаем ему, позволяем становиться всё хуже и хуже, пока он не превратится в настоящего монстра, которого уже нельзя будет остановить словом, а лишь силой. Мы развращаем своей безответственной, трусливой мягкостью.

Это в точности похоже на ситуацию с ребёнком, закатывающим истерику. Можно, следуя бездушным советам американским псевдопсихологов, бесконечно ему уступать, лишь бы не кричал. А можно — из настоящей, трезвой любви — взять ремень и один раз твёрдо и ясно сказать «нет», дав ему понять, что в мире существуют непреодолимые границы. Это не значит, что в сердце у нас поселится обида на ребёнка. Разве можно на него обижаться? Вопрос в другом: какой из этих двух путей является на самом деле милосердным по отношению к нему? Какой путь воспитывает человека, а какой — взращивает эгоиста и тирана? Точно так же мы должны поступать и со взрослыми, утратившими всякие ориентиры.

Так как же всё-таки прощать, не теряя своего достоинства? Ответ теперь ясен, как день. Он — в мудром и строгом разделении двух реальностей.

На внутреннем, духовном плане — прощайте всегда. Прощайте всех. Беспощадно выжигайте в себе каленым железом всякую обиду и жажду мести. Делайте это для себя, ради спасения своей души. Это ваш личный щит от тьмы. И это один из пропусков в Царство Небесное.

На внешнем, социальном плане — будьте адекватны. Не поощряйте зло. Защищайте себя и своих близких, используя весь арсенал закона, права и здравого смысла. Решительно пресекайте злонамеренные поступки. Порой самый милосердный поступок по отношению к заблудшему — это позволить ему столкнуться с полной мерой последствий его действий. Дать ему встретиться с той самой болью, которая, будем надеяться, однажды заставит его очнуться и остановиться.

Прощение — это не про слабость. Это про силу. Про силу владеть собой, когда всё в тебе требует мщения. А адекватность — это не про жестокость. Это про высшую ответственность. Ответственность за тот кусок мира, в котором вы живёте. Ответственность за свою душу, за своих близких и за того самого обидчика, которого мы, своей чёткой позицией, можем ещё удержать от окончательного падения в пропасть.

Анатолий БАДАНОВ
администратор миссионерского
проекта «Дышу Православием»