ЕСЛИ НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ СПУСТИЛСЯ БЫ С НЕБА…

Представьте на мгновение: великие святые сошли на землю и стали бы жить среди нас. Например, Николай Чудотворец, Иоанн Златоуст, прямо сейчас сходят с небесных высот и становятся в ряды духовенства в наших с вами храмах. Становятся настоятелями, владыками, патриархами. Казалось бы – вот оно, торжество веры! Весь мир сбежится посмотреть на это чудо, услышать их проповеди, прикоснуться к живой святости. Чудеса? Да рекой. Эйфория, ликование! Но… что будет дальше? Через неделю, через месяц? Я рискну предположить: храмы опустеют. Не сразу, конечно, но опустеют. Почему? Потому что подлинная святость – вещь крайне неудобная. Она обжигает, она требует, она обличает. Она не оставляет камня на камне от нашего уютного, компромиссного представления о вере.

Возьмем святителя Николая. Да, это были бы службы невиданной глубины и красоты, проповеди, от которых замирает сердце. Но что после? Николай Угодник – угодник Божий, а не человеческий. Он немедленно потребует от нас того же – угождать Богу, а не своим привычкам и слабостям. Каждое воскресенье и каждый праздник – в храме. Не лукаво, до «Отче наш», а как нужно, до отпуста. Причастие – не раз в год по праздникам «для галочки», а регулярно, еженедельно. И поститься – не с креветками, кальмарами и постным майонезом, а по настоящему церковному уставу. Библия? Не просто пылиться на полке, а быть настольной книгой. Псалмы? Учить наизусть. Основа веры – догматика? Знать, чтобы от зубов отскакивала. И постановления соборов (на котором он сам был) и святых отцов. А добрые дела? Тут уже не прошла бы отмазка — кто бы мне в моей жизни помог. Нет. И после долгой, полной службы, а не сокращенной, как сейчас – не на диван перед телевизором, не в телефон залипать, а делать добрые дела. И так – каждый день. Всю жизнь. До последнего вздоха. Стать народом Божьим не на словах, а в духе и правде. Готовы? Или, вспомнив, как он дал пощечину еретику Арию, мы занервничаем: а вдруг и нам сейчас «леща» отвесит за нашу теплохладность, за наше «все религии ведут к Богу», за наше легкомысленное отношение к вере?

Или вот Иоанн Златоуст. Золотые уста? Безусловно. Но за этим золотом – огонь ревности. Он сказал бы нам: «Христианин? Хорошо! Отлично! Пойдем-ка к тебе домой». И начал бы ворошить наши шкафы, набитые «трепьем» – вещами, которые мы годами не носим. «Раздай нищим», – сказал бы он. И не спросил бы – «хочешь?», а потребовал со всей властью. Он бы подсчитал, сколько часов мы убиваем в соцсетях, перед сериалами, на пустые разговоры. И потребовал бы заменить это молитвой. Не просто утренним и вечерним «быстреньким» правилом, а настоящим исполнением апостольского завета: «Непрестанно молитесь» (1 Фесс. 5:17). Посты в среду и пятницу? Строгие, как нужно. Несправедливо поступили с тобой? Судиться? Забудь: «И если кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5:40). Разводы? Аборты? Да он бы заговорил о них так, что уши бы свернулись от стыда и ужаса перед грехом. Под землю бы провалились. Это вам не рядовой священник. Эти люди с такой властью, с такой благодатью говорили, что там реально и реки вспять повернулись бы и горы начали двигаться. Сдюжим мы такое? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь.

Прошло бы пару месяцев – и к патр. Кириллу полетели бы письма. Доносы на святых. От кого? От нас же, «верующих». От тех, кому святые стали поперек горла своей святостью, своей требовательностью, своим неудобством. «Николай слишком резок!», «Златоуст грубиян!», «Никакой любви в них нет! Такую епитимью мне дал, что я не знаю, как теперь быть вообще», «Службы до утра – это пытка!», «Запретите, разберитесь!». Знакомый сценарий? Кстати, он уже был. Возьмите святителя Нектария Эгинского, нашего почти современника, умершего в 1920 году. Чудотворец при жизни – и кем был гоним? Своими же! Его буквально «сожрали заживо» завистью и клеветой. Или преподобный Серафим Саровский. Сколько на него шипели, сколько сомневались в его подвиге, даже среди монахов и епископов! Канонизировали его и то не сразу, с трудом. Святость раздражает. Всегда раздражала. Думаете нас не будет раздражать?

Вот и получилось бы: сначала восторг – «Святые среди нас! Ура!», а потом – массовое бегство. Мы бы разбежались по углам, как тараканы от света. Побежали бы обратно к нашим обычным, грешным, немощным попам. «Батюшка, родной, прими нас! Златоуст – святой, да, но… не можем мы с ним. Слишком больно. Слишком страшно. Слишком обжигающе его требование святости. Совесть-то, она ведь дерет немилосердно, когда рядом такой свет». И наши обычные попы, такие же немощные, как и мы с вами, такие же нуждающиеся в милости Божьей, – приняли бы нас. Обняли. Утешили. И в этой немощи, в этой и милости, мы бы вдруг поняли что-то очень важное. Поняли, что Бог – не только в нестерпимом свете Фавора, но и в тихом шепоте, в терпении, в прощении падающих. Поняли бы, наконец, что наши грешные пастыри – это не проклятие 21 века, а… величайшая милость Божья к нам, немощным. Они знают все наши немощи и падения, потому что сами такие же. Не с луны свалились, а вышли из нашей среды. И за такой-то грех тебя не на 15 лет от Причастия отлучат, а пожалеют, по головке поглядят, потому что на своей шкуре многое сами же испытали. Пожалеют и скажут – давай вот так и вот так делай, давай постараемся, давай вместе помолимся. Милость, которая дает нам шанс – каяться, вставать, идти дальше, пусть и маленькими шажками. Потому что подлинная святость – это вызов, на который мы пока не готовы ответить. Но милость Божья ждет нас здесь и сейчас, в нашей обыденности, в наших обычных приходских храмах, давая силы хоть немного измениться к лучшему…
Сейчас мы этого не понимаем, сейчас мы многое не понимаем и не ценим…

Анатолий БАДАНОВ
администратор миссионерского
проекта «Дышу Православием»