Римская Церковь и единство Христовой Церкви

К оглавлению

ДЕЯНИЯ СОВЕЩАНИЯ ГЛАВ И ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ АВТОКЕФАЛЬНЫХ ПРАВОСЛАВНЫХ ЦЕРКВЕЙ В СВЯЗИ С ПРАЗДНОВАНИЕМ 500-ЛЕТИЯ АВТОКЕФАЛИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ


Доклад протопресвитера о. Гавриила Костельника: «Римская Церковь и единство Христовой Церкви»


РИМСКАЯ ЦЕРКОВЬ И ЕДИНСТВО ХРИСТОВОЙ ЦЕРКВИ

Римская Церковь сама о себе

Заветные слова Христа: «Да вси едино будут, якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут; да и мир веру имеет, яко Ты Мя послал еси» (Иоанн. XVII, 21) обязывают всех христиан. Христос Господь ясно говорил, что неверующий мир легче всего примет Его веру тогда, когда увидит искреннее единство между христианами. Расколы и секты раздирают Церковь и подрывают Ее божественный авторитет. Отсюда понятно, почему Церковь уже с самых древних времен молится «о благосостоянии святых Божих Церквей и соединении всех».

Каково отношение Римской Церкви к заветному единству Христовой Церкви вообще?

Римская Церковь, на своем внешнем могуществе, всячески старается использовать это обстоятельство. Именно на этом основании утвердилось в ней название католическая Церковь. Она понимает термин кафоличность (соборность) в географическом значении. Римская Церковь считает себя католической (кафолической) потому, что она распростирается на весь мир, между всеми народами. Этот географический момент Римская Церковь считает наиважнейшим доказательством того, что она есть единая истинная Христова Церковь.

Географический момент, лежащий в основе кафолич-ности Римской Церкви, подкрепляется догматическими с ее стороны доводами, именно — Римской Церкви, согласно заветам Христа, подчинен весь мир, все народы. Отсюда ее надежда, что она должна овладеть всем миром.

Римская Церковь ссылается на слова Христа: «И будет едино стадо и един пастырь» (Иоанн. X, 16).

По мнению Римской Церкви, под «стадом» нужно понимать именно Римскую Церковь, а под «пастырем» Римского папу.

Свою избранность и свою власть Римская Церковь ведет от самого Иисуса Христа через ап. Петра: Иисус Христос поставил ап. Петра непогрешимым монархом в Своей Церкви, таким божественным главою Церкви, каким является сам Христос; ап. Петр был первым римским епископом и умер в Риме, а его божественный примат перешел к римским епископам. Римская Церковь, таким образом, есть мать и наставница всех церквей.

Апостол Петр будто передал свою непогрешимость Римской Церкви, и римские папы уже в первом тысячелетии похвалялись тем, что Римская Церковь всегда была «sine errore et macula» (безгрешна и безупречна). Эта доктрина сперва была только неудержимой тенденцией, еще не было ясно, кто, собственно, в Римской Церкви непогрешим в чем и когда? Является ли непогрешимой локальная Римская Церковь, или вся Западная Церковь, или Собор западных епископов, или сам римский епископ? После разных перепитий Ватиканский собор 1870 г. определил догму, что непогрешимым является сам Римский папа, когда говорит «ex cathedra» об истинах веры и обычаев. Значит, Римской Церкви передает непогрешимость папа, он ее непогрешимо ведет по истинному евангельскому пути. Римский папа — будто тот «камень», на котором Христос основал Свою Церковь, и будто «врата ада» не одолеют этот римский «камень». Все это в нынешней Римской Церкви не какие-то богословские доктрины, а самые формальные догмы, провозглашенные на соборах в Лионе (1274), Флоренции (1439) и Ватикане (1870). В своих энцикликах, буллах и речах римские папы непрестанно возвышают, доказывают и объясняют свой «божественный примат».

От папы Григория VII (1074) до того времени, пока светское положение римских пап не пошатнулось, в Римской Церкви была принята как бы дигма о том, что папа имеет две наивысшие власти: духовную и светскую («два меча»). Бонифаций VIII в своей булле «Unani Sanctam» 1302 г. провозгласил эту претензию пап как формальную догму. Теперь от этой тенденции официально осталось только то, что папа обязательно должен быть независимым светским владыкой, сувереном хотя бы только на 44 ватиканских гектарах земли. Однако в форме агитации римские полемисты и теперь выдвигают претензию, что папа должен владеть целым миром, как царь, потому что он непогрешим.

Обязательныйцелибат клира Римской Церкви должен служить как бы наглядным доказательством ее святости: будто только в Римской Церкви обитает Святой Дух и она живет Им; только в ней воспитываются все святые и только ее верные спасаются.

Это учение Римской Церкви о самой себе определяет ее отношение к другим Христианским Церквам.

Римская Церковь, как «непогрешимая наставница и мать всех церквей», согласно учению католической теологии, не могла отпасть от истинной Христовой Церкви. Все церкви, которые не находятся в единстве с Римской Церковью, сами отпали, откололись от нее. Римская Церковь будто заботливая, справедливая и любящая мать всех церквей и народов, а те, которые отпали от нее, это грешные бунтари. Греческая Церковь будто отпала от Римской из-за гордости цареградских патриархов Фотия и Михаила Керулария; реформатскую революцию вызвали полубезбожные люди: Лютер, Кальвин, Цвингли.

Те церкви, которые отпали от Римской, лишены благодати Св. Духа и святых (после схизмы); их верные не спасаются, ибо «extra Ecclesiam nulla salus» (вне Церкви нет спасения), а Христовой Церковью является только Римская Церковь. Это будто мертвые ветви, отколовшиеся от «Петрова камня» в Риме; а Св. Дух будто действует только через этот «Петров камень». Правда, римские догматисты обычно в какой-нибудь заметке мелким шрифтом обозначают, что христиане могут спастись и «extra Ecclesiam», однако только «bona fide» (когда не знают «католической правды» и свято веруют в истинность своей схизматической или еретической церкви). На практике католики всех иноверцев считают людьми «злой воли» (ибо все они слышали о Римско-католической Церкви, но к ней не обращаются), и потому их нужно обращать в католическую веру — «reducere ad fidern».

Всех христиан-иноверцев Римская Церковь считает, как это делает государство, своими подданными, восставшими против нее, — своими овцами, отставшими от стада. И потому, где только разрешает государственная политика, Римская Церковь сразу всякими способами наступает на некатолические церкви, чтобы их подчинить своей власти.

Римская Церковь считает себя наследницей всей первоначальной Соборной Церкви, пока в ней еще не было раскола на Западную и Восточную Церкви. В ее собственных глазах только она является законной и непогрешимой истолковательницей веры и учения Восточной Церкви до раскола. И она учит, что Восточная Церковь, пока была в единстве с Римом, принимала все римские догмы и особенности: и божественный юридический примат римских пап, и их непогрешимость, и Filioque, и «Непорочное зачатие», и причастие под одним видом хлеба, и опресноки, и даже обязательный целибат клира (в первые века)… Только после раскола православные богословы (не Церкви, ибо в Православных Церквах в глубине истинно благочестивых душ еще будто живут все католические догмы) начали отрицать римские догмы, чтобы злонамеренно («mala fide») обвинять Римскую Церковь.

Таким образом, по католическому богословию выходит, что современная Православная Церковь не имеет тех четырех признаков из Символа веры, которые характеризуют истинность Христовой Церкви. Настоящая Православная Церковь будто не есть ни Εдиная, ни Святая, ни Соборная (кафолическая), ни Апостольская. В первом тысячелетии единство Церкви было основано на единстве веры и на взаимных сношениях церквей (общение церквей). Поэтому новоизбранные римские епископы также посылали свой Символ веры Восточным Патриархам. Начиная с Григория VII, католическая теология требует для единства Церкви монархической власти Римского папы. Католическая теология так определяет католическую церковь: «Церковь видимое собрание всех правоверных христиан, которые исповедуют ту самую веру, которой научил Иисус Христос, принимают те самые св. таинства, которые основал Иисус Христос, и признают Римского папу своим видимым главой». И так как Православная Церковь не признает Римского папу своим видимым главой, поэтому она будто не есть Едина, но разбита на разные национальные церкви. О том, что католическая теология не признает святости Православной Церкви, мы уже говорили. Что Православная Церковь не есть Кафолическая (соборная), это как будто выходит из того, что она не простирается на весь мир в такой степени, как римская. Что Православная Церковь не есть Апостольская, это католические богословы доказывают тем, что настоящая Православная Церковь появилась только после раскола XI в., ибо перед этим Восточная Церковь имела будто ту веру, которую теперь имеет Римская Церковь.

Из этих притязаний Римской Церкви видно, как сильно нуждается она в униатских церквах, состоящих хотя бы из самых маленьких групп, отколовшихся от Восточных Церквей. Униатские церкви должны служить наглядным доказательством того, что Римско-католическая Церковь действительно является кафолической, составленной и из восточных народов и их обрядов, и что она действительно является наследницей первоначальной веры Восточных Церквей, а современные православные — это будто не православные, а кривославные, схизматики и еретики, отступившие от веры своих кровных предков.

Так выглядит католическая церковь в своих собственных глазах. А как же она выглядит в действительности?

Кафоличность Римской Церкви

Величие Римской Церкви не составляет никакой тайны. Римско-католическая Церковь — это Церковь романских народов, а поэтому — наследница древнего Рима и его империи. От времен Карла Великого романские народы взяли верх в Европе и к тому же тесно связались с германскими народами. До эпохи реформации романы и в численном отношении были наиболее значительной этнической группой в Европе.

Однако, как объяснил уже Хомяков в «Письме к редактору «L’Union Chretienne», численность и географическое распространение ни в коем случае не могут быть признаком истинности веры, т. е. догматической ка-фоличности. Неужели то, что является в мире наилучшим и наиболее истинным, наиболее распространено в нем. Ведь и доныне христиан на земле меньше, нежели нехристиан.

Выражение «кафолическая Церковь или вера» первоначально (уже во времена св. Игнатия Антиохийского) начали употреблять в противоположность новаторам-еретикам. Новаторов-еретиков тогда побеждали тем аргументом, что их учение не согласно с учением Церкви, которая существует везде в мире, где есть христиане. В этом вмещалось то понимание, а) что единая согласованность в вере разных церквей, рассеянных по всему миру, может происходить только от апостолов; значит, «кафоличность» здесь свидетельствует об апостольском происхождении Церкви; б) что Христова Церковь не может итти за голосом одного человека или одного города, а должна итти за голосом всех церквей, которые еще со времен апостольских были единогласны в вере Христовой. Второй аргумент совершенно оправдывает старословянский перевод слова «кафолический» выражением «соборный». Выражение «вселенский» здесь было бы неуместно, ибо подчеркивало бы географический признак, который составляет здесь только рамки, а самый логический образ здесь совсем иной. Правильно, заявляет Хомяков, что Христова Церковь, пока она еще была вся собрана в Иерусалиме, безусловно была кафолической, хотя ее распространение тогда было только локальным.

Является ли Римско-католическая Церковь кафолической в этом первейшем значении? Нет! Из значения слова «кафолический» она сделала пародию. В первом тысячелетии понятие «Римская Церковь» обозначало только поместную Римскую Церковь, как, например, Иерусалимская, Александрийская, Антиохийская Церковь. А со времени Григория VII эта локальная Римская Церковь навязала всем западным церквам свои локальные догматические и юридические новшества и образовала совсем новую церковь, которой в первом тысячелетии не было, т. е. Римско-католическую Церковь. Не кафолическую Церковь (в латинском произношении «католическую»), simpliciter, а Римско-католическую. Один город, один епископ навязали свои догматические и юридические новшества всей Западной Церкви. Это то же самое, как если бы Арию посчастливилось свою ересь навязать всем восточным церквам и если бы он назвал эту самую новую еретическую церковь «александрийско-кафолической». Следовательно, Римская Церковь в XI столетии оторвалась от Соборной Христовой Церкви и сделалась типичной схизматической и еретической церковью.

Это свое действительное лицо Римская Церковь старается завуалировать тем, что называет себя «католической», используя в данном случае свою величину, а также и то, что римский епископ имел «почетный примат», признанный Вселенскими Соборами Древней Церкви. Для католической верующей массы это — ошеломляющие аргументы, потому что она не понимает действительного значения выражения «кафолический» и простодушно принимает его в значении «вселенский» (что по-греческк было бы οικουμενικό;); католическая масса не может себе представить, чтобы большинство могло отпасть от меньшинства и чтобы «первый» в Церкви (хотя бы это был только обыкновенный епископ) мог отпасть от чистоты и истинности веры.

Уже здесь мы должны подчеркнуть, что Римская Церковь основана на искажениях самых понятий, начиная от понятия «кафолический», которое она взяла себе в качестве своего названия; борется же она аргументами, имеющими силу только для еще непросвещенной массы. Отсюда понятно, почему в Римской Церкви произошла такая колоссальная революция, реформация, которая ни в какой иной христианской церкви не только неизвестна, но и немыслима.

В первом тысячелетии романские народы терпели от переселения германских народов и еще не было ясно, что будет с романскими народами. Тогда имела преимущество Восточная Церковь, под водительством Греческой. Все Вселенские Соборы в тех веках были греческими. Образование «Римско-католической» Церкви было немыслимо. Когда же Восточная Церковь под напором магометан начала падать, а Запад расти, тогда только могла наступить метаморфоза Римской Церкви Первоначальная Церковь даже за Иерусалимом не признавала того права, которое себе с течением веков присвоил Рим, чтобы все Христово наследство провозгласить своей собственной вотчиной и даже свое название навязать всей Церкви. Это могло произойти только потому, что Римская Церковь с течением веков прониклась психикой и претензиями древнего языческого Рима. Рим считал «orbis terrarum» (весь мир) своим владением. Без этой славы и традиции древнего государственного Рима папский Рим и Римско-католическая Церковь не могли бы никогда возникнуть. В действительности не у ап. Петра, а в языческом Риме надо искать оснований для католических догматов о Римской Церкви и ее епископе.

Борьба римских пап за свой примат до церковного раскола 1054 г.

Для Римской Церкви, именно как римской, существенными являются ее догматы о папстве, а не другие ее догматы, которыми она отличается от Православной Церкви. Filioque, «Непорочное Зачатие» и др. не созданы самими папами; при некоторых исторических осложнениях папы даже отвергали эти догматы, и окончательно признали их тогда, когда убедились, что они пойдут на усиление папства. Папство создавалось самими римскими папами, именно папские тенденции были самой характерной движущей и эволюционной силой в истории Римской Церкви. Об этом свидетельствует и тот исторический факт, что ни на одном другом епископском престоле не было так часто по два и даже по три епископа одновременно, как на римском, и те епископы друг с другом совсем не спорили о вере, а только боролись за власть. Жажда власти очень рано стала проявляться на римском престоле.

Если же папы и «антипапы» так безрассудно (вплоть до настоящих войн) боролись за власть, хотя у них и были одинаковые религиозно-церковные тенденции, то насколько безрассуднее римские папы относились к таким своим антагонистам, которые в глазах римских архиереев были основными врагами папства, как греки и протестанты. Эта очевидная истина, что именно римские архиереи, стремясь к своему, грезившемуся им папству (т. е. диктатуре римских епископов во всей Церкви будто бы согласно божественному установлению), повергли в смятение первоначальную Соборную Церковь, а потом и свою Западную Церковь, вызвав в ней реформаторскую революцию. Произошло так, как св. Фирмилиан, епископ Кесарии Каппадокий-ской, в письме к св. Киприану, епископу Карфагенскому, писал о Римском папе Стефане I (254—257): «Какие споры и межусобицы вызвал ты в Церкви целого мира! Какой великий грех ты навлек на себя, когда отколол себя от таких многочисленных стад! Ибо ты сам себя отколол (excidisti te ipsum). Не обманывай себя, потому что тот является действительным схизматиком, кто сделал себя отступником от общности церковного единения; ибо когда думаешь, что все могут отпасть от тебя, тогда только ты сам отпал от всех»[1]. Это был ответ св. Фирмилиана на то, что Стефан I дерзнул отлучить Малоазиатскую и Африканскую Церкви за то, что они считали крещение еретиков недействительным.

Нетрудно вскрыть источник этого властного своего рода «психоза» римских епископов. Папы заразились духом императорского Рима. Древний Рим — Urbs — централизовал весь orbis terrarum, был владыкой, главой всего тогдашнего «мира». Всем покоренным народам Рим навязывал и свою власть, и свои законы, и свой язык. Здесь именно у римских епископов создавалась и культивировалась склонность к власти и тактика властвования. Здесь зародился и развился принцип политика выше всего — «Suprema lex».

Когда императорский Рим стал клониться к упадку, папы оказались первыми лицами в Риме, и из побуждений патриотизма стремились обеспечить престиж Рима образованием папства (Лев I). Таким образом, перенесение престола римских императоров Константином Великим в 330 г. в Византию содействовало притязаниям римских пап.

А с того времени, с VIII в., когда папы стали светскими владыками в своем папском государстве и, как преемники славной традиции древнего императорского Рима, стали давать то франкским, то германским королям титул «римского кесаря», они решительно заразились духом древних римских цезарей. Распространение своей власти, конквистадорство, жажда все больших и больших богатств, агрессия, насилие, измена, хитрости, подлоги, фальсификаты — все движущие силы грешной политики стали «насущным хлебом» на престоле римских пап. Папы стали понимать церковь как государство, монархами которого являются именно они будто бы по божественному праву. То, что Христос самым отчетливым образом разделил церковь и государство, римские папы снова соединили, подобно тому, как было в языческой Римской империи (государство одновременно было и церковью, а император богом).

Одновременно с этим наблюдается историческое явление, характерное для Римской Церкви: все виднейшие секты в Западной Церкви, примерно с IX в., принципиально направлялись против папской церкви (кафары, альбигойцы, Виклеф, Гус, протестанты, старокатолики). На Востоке такого явления не было, потому что там не было папства.

Мы только что упомянули, что языческих римских императоров обожествляли. Так было всегда у языческих народов, где власть правителя была абсолютной. У христианских народов эти божественные претензии абсолютных правителей смягчены формой «Dei gratia» (Божиею милостию). Римские папы очень рано поняли, что для твердого обоснования власти нужен божественный титул или право, потому что человеческое право никогда не может быть таким светлым и таким устойчивым, как Божие.

И потому папы, именно они, а не кто другой, создали легенду о том, что их примат основывается на Петровом наследстве, ибо Христос назначил ап. Петра монархом Своей Церкви, очевидно, с той целью, чтобы род монархов, наследников Петра, никогда не пресекался в Христовой Церкви.

Благоприятным моментом для римских пап было то обстоятельство, что Иерусалим, как предсказал Господь, уже с 70 г., а еще больше с 135 г., был разорен и потерял свое историческое значение.

Если бы значение Иерусалима сохранилось, то легенду пап о их «Петровом наследстве», наверное, не захотели бы слушать и в самом Риме.

Эти наши взгляды на источник и претензии папства признает истинными весь мир, кроме самих римо-католиков (они находятся под внушением своей веры). Все же мы должны обосновать их на некоторых исторических данных, чтобы конкретнее познать дух Римской Церкви.

Из данных, находящихся в Деяниях Апостолов и в посланиях ап. Павла (особенно в послании к Галатам), вполне убедительно и отчетливо видно, что ап. Петр не был первым епископом Рима и вообще не мог быть римским епископом. Римскую Церковь основал ап. Павел и был ее первым епископом. А когда ап. Павел оставил Рим, то поставил там епископа, как это он делал везде. Апостолы Иаков, Петр и Иоанн условились с ап. Павлом и Варнавой (Гал. II), что они оставляют за собой проповедь Евангелия в среде «обрезания», т. е. в Палестине, где евреи жили в компактной массе и где действительно видим ап. Петра в его апостольствовании, а Павел и Варнава должны были апостольствовать между язычниками. Итак, хотя ап. Петр и умер в Риме, и хотя бы он действительно был монархом в Церкви Христовой, как этого хочется папам, то он умер бы в Риме как «палестинский епископ», а не как «римский». Значит, римские епископы в этом случае никак не могли бы унаследовать монархической власти ап. Петра, потому что власть никакого монарха не переходит на начальника этого чужого города, где случайно умер какой-нибудь монарх.

Поэтому римская легенда фальсифицирует историю, утверждая, чго ап. Петр был первым римским епископом да еще в продолжение 25 лет. Но если бы Иерусалимская Церковь знала, что ап. Петр является церковным монархом, пустила ли бы она его в Рим, чтобы он передал языческому Риму «божественный примат», отняв это достоинство от Иерусалима? Назначили ли бы в таком случае иерусалимским епископом ап. Иакова, брата Господня, а не Петра? Разве до 70 г. весь христианский мир признавал «матерью всех Церквей» Рим, а не Иерусалим?.. Легенда пап об их «Петровом наследстве» полна грубых и резких противоречий уже в самом своем корне!

Первым из пап, выдвинувших легенду о «Петровом наследстве» римских епископов, был уже упомянутый Стефан I (254—257). Христианский мир вообще тогда впервые узнал об этой легенде от самого Римского папы. Из последующей истории ясно видно, что, собственно, сами римские папы были творцами и неутомимыми пропагандистами этой легенды, а Отцы Церкви, которые поверили ей, только повторяли ее вслед за римскими папами.

Какой же отклик нашла в Церкви легенда пап об их «Петровом наследстве», когда Церковь впервые узнала о ней? Св. Фирмилиан в том же письме, которое мы уже приводили, пишет: «Но я с основанием возмущаюсь против той, столь открытой и очевидной глупости (stultitia), что он (т. е. папа Стефан I) так хвалится местом своего епископства и утверждает, что он наследник Петра, на котором положен фундамент Церкви, он возводит разные другие камни и строит здания разных Церквей»[2]. Это был голос не одного Фирмилиана, а голос всей Восточной и Африканской Церквей (ибо св. Киприан выражал согласие со св. Фирмилианом). Таким образом, Церковь возмущалась этой претензией римского епископа и квалифицировала ее как открытую и очевидную глупость. Однако ничто не могло убедить пап, и они шли упорно к поставленной цели.

Передовой хорватский защитник папства о. Иван Маркович в своей объемистой книге о «Папском главенстве», критикуя известное (263-е) письмо св. Василия Великого о надменности и агрессивности латинян, написал такие памятные слова: «Мы могли бы сказать, что это был эффект того недоверия, которое стало свойственным Востоку против Запада, так что уже с четвертого .века в теле Греческой Церкви был зародыш позднейшего раскола, от которого и святые не могли совсем освободиться»[3]. Это — наскоро схваченная истина, только, по обычаю папистов, перевернутая корнем вверх.

В действительности, римские папы начали схизму уже с IV в., т. е. с того времени, когда епископы «Нового Рима» (Византии) начали расти в достоинстве и власти. Во всей Церкви в первые века был такой порядок, что все епископы, по самому епископскому сану, были равны, но их правовое повышение зависело от государственного ранга того города, где они епископствовали. Последовательно и византийский епископ, как епископ второй столицы Римской империи, вскоре должен был оказаться в достоинстве и власти сразу после римского епископа. II Вселенский Собор (в Константинополе 381 г.) так и постановил: «Епископ Константинополя пусть имеет старшинство почести после епископа Рима, ибо Константинополь есть Новый Рим» (кап. 3).

Римские епископы видели, что Рим, как город и политический центр, все больше падает, а Константинополь становится более славным центром Римской империи и всего христианского мира. Из боязни, чтобы константинопольский епископ не оказался на первом месте во всей Церкви, римские папы, вплоть до формального раскола в XI в., непрерывно боролись с константинопольскими епископами; использовали всякие возможности и всякие средства, чтобы господствовать над ними.

Так свидетельствует об этом история.

Папа Бонифаций I (418—422) писал солунскому епископу (чтобы сделать его своим союзником против Цареграда), будто I Никейский Собор «не осмелился ничего решить о ней (о римской епископской столице), потому что видел, что ничего больше не может дать сверх своей возможности, т. е. знал, что ей все было дано Господним словом»[4]. Католические богословы торжествуют, приводя эти слова Бонифация, по их мнению, подтверждающие, что уже в те древние века вся Церковь имела папскую веру. В действительности, это было просто непочтительное искажение постановлений I Вселенского Собора, который в своем 6-м каноне о римской столице говорит следующее: «Пусть остаются в силе старые обычаи, которые в Египте, Ливии и Пентаполе, а именно: что епископ Александрии имеет власть над всеми ними, потому что такое и римскому епископу свойственно на основании обычая». Здесь ясно сказано, что высшая власть римского епископа образовалась на основании обычая, а не благодаря «Петрову наследству», и только эту обычную, патриархальную власть Никейский Собор признал за римской епископской столицей. Никейский Собор знал о «святом наследстве», однако на этом основании он, в своем 7-м каноне, отметил иерусалимского епископа, а не римского.

Ценное в словах папы Бонифация I то, что он здесь признает, что Никейский Собор не утвердил божественного примата римских епископов на основании «Петрова наследства», потому что будто бы «не осмелился». Но тот же папа осмелился исказить никейские каноны в свою пользу и использовать их для полемической борьбы в Африканской Церкви.

Собор в Сардике (343 или 344) признал за римскими папами так называемое право апелляции. Этот собор не был вселенским, поэтому его постановления имели обязательную силу только в римском патриархате. Но папы, чтобы расширить свою власть, покровительствовали каждому, кто обращался к ним с апелляцией из чужих патриархатов. Аппеляции стали боевым методом для утверждения папского примата.

В начале V в. епископ Урбан, из-за различных проступков, удалил и предал отлучению своего пресвитера Апиария из Sicca, в проконсульской Африке. Апиарий обратился в Рим к папе Зосиме. Папа снял с него отлучение и требовал, чтобы епископ вернул ему его пресвитерскую службу; а если епископ Урбан не послушается папы, то должен быть удален. Замечаем, что Африка тогда еще не принадлежала к римскому патриархату, — папы, именно, ее хотели приобрести.

Африканская Церковь возмутилась (да и было чем). Ее великий Собор в Карфагене (418) издал канон (17-й), согласно которому запрещалось клиру апеллировать в Рим: «Кто апеллировал бы к какому-нибудь суду за морем (в Рим), того уже никто не должен допустить к церковному общению в области Африки».

Но папы любой ценой желали подчинить себе Африку. Новый папа, именно Бонифаций I, сослался на ложные никейские каноны, которые будто бы признавали за ним право принимать апелляции от всей Церкви. В 419 г. африканцы созвали по этому делу второй общий собор, на котором с папским легатом Фаустином пришли только к такому выводу, что в копии никейских синодальных актов, которая сохранилась в Карфагене (ее привез Кики-лиан, архиепископ Карфагенский, участник Никейского Собора), нет тех канонов, на которые ссылался римский епископ. Африканцы для проверки посылали послов в Александрию, Антиохию и Константинополь и удостоверили, что римские никейские каноны подложны.

Папский легат Фаустин все-таки добивался, чтобы африканцы подчинились приговору папы. В 424 г. Карфагенский Собор третий раз занялся делом пресвитера Апиа-рия, который тогда сам сознался во всех своих преступлениях. Собор написал это папе, как и то, что римские никейские каноны ложны, а признание права апеллировать в Рим было бы нарушением прав Африканской Церкви.

Это свидетельство известного католического автора Гефеле[5]. Какая растерянность католических богословов, заводящая их в безвыходное противоречие! То они ссылаются на слова Бонифация I, что I Никейский Собор не вынес никакого определения о божественном папском примате, то снова ссылаются на подложные правила Никейского Собора никейскими канонами, подделанными в пользу пап!

Четвертый великий Вселенский Собор (500—600 епископов) Халкидонский (451) уже хорошо знал претензии и пропаганду римских пап, чтобы установить истину и оздоровить церковные отношения, повторил 3-й канон Второго Вселенского Собора, развив его мотивацию. Это известный 28-й халкидонский канон, который говорит, что «Отцы присвоили старшинство престолу Старого Рима из-за того, что это царский город (диа то басилеуэн тэн полин экейнен)».

Хотя папские легаты на Соборе протестовали против этого канона (правда, только вообще, без поименного упоминания Цареграда, со ссылкой на то, что никейских канонов нельзя нарушать), Собор не обращал внимания на их протест. Но тогдашний папа Лев I (подлинный творец папского примата) вызвал целую бурю против Хал-кидонского Собора из-за 28-го канона. Лев I не имел смелости обвинять Собор по тому поводу, что в 28-м халки-донском каноне дана ложная мотивация примата римской столицы, ибо этот канон усваивает римскому епископу первенство чести только на основании царского достоинства города Рима, а не на основании «Петрова наследства». В первом тысячелетии, пока греки были сильны, все римские папы придерживались этой тактики. Они непрестанно хвалились своим «Петровым наследством», чтобы внушить эту легенду другим, однако не осмеливались требовать от Вселенских Соборов признания своего примата на основании «Петрова наследства».

Лев I протестовал только против возвышения цареградского епископа, ссылаясь на то, что никейские каноны не могут быть нарушены. Очевидно, в 325 г., когда заседал Никейский Собор, Византия еще не была престольным городом, следовательно, Никейский Собор не имел основания возвышать византийского епископа. Но разве пережитая история должна задерживать ход новой жизни? Римские папы имеют свое вечное правило: е:з в мире безправно и неправдиво, если оно мешает их тенденциям.

И Лев I пользовался этим римским правилом. В своих письмах он грубовато обвиняет в гордости тогдашнего Цареградского архиепископа Анатолия (в действительности смиренного и тихого); от царя Маркиана Лев I требует, чтобы он провозгласил недействительным то, чего «добилась гордость путем вынужденного согласия»[6]; о II Вселенском Соборе, из-за того, что Отцы Халкидон-ского Собора сослались на 3-й его канон, Лев I отзывается с презрением, как о Соборе «нескольких епископов, которому столь долгие годы не принесли никакой действительности»; сознательно говорит явную неправду, будто третий канон II Вселенского Собора никогда не был прислан в Рим и сразу же в самом начале не имел силы. Значит, снова изворотливое неуважение канонов Вселенского Собора со стороны самого римского архиерея, — теперь святого и Великого Льва I! О. Маркович верно заметил, что даже святые не могли освободиться от зародыша позднейшего раскола Церкви, но святые римские.

Подделки и подлоги, ведущие к дискредитации Вселенских Соборов, — постоянное явление в Римской Церкви. Даже и в наши времена католики продолжают еще бороться этим средством против православных. Наш о. д-р Ищак пишет: «Авторы 28-го халкидонского канона утверждают, что Отцы признали за престолом Старого Рима первенство права по причине его главенствующего положения. Итак, во-первых, спрашивается: где, когда, на каком соборе Отцы признали первенство римского престола? В истории Церкви такой собор неизвестен, где Отцы признали бы первенство Рима, но зато известно, что первенство римского престола происходит от Божественного постановления (Матф. XVI, 18; Иоанн. XXI, 15). Авторы 28-го халкидонского канона сознательно искажают истину, говоря, что первенство римского престола не происходит от Божественного постановления, а только от воли Отцов»[7].

В своем 28-м каноне Отцы Халкидонского Собора ясно ссылаются на II Вселенский Собор, а наш униатский богослов по неведению или по предвзятости бесславит их, будто они «сознательно искажают истину». Как много обид нужно наносить даже Вселенским Соборам,» лишь бы оправдать посягательства римских пап!

Монофизиты, узнавши, что Римский папа противится Халкидонскому Собору, вызвали беспорядки в государстве, и царь Маркиан признал недействительными те хал-кидонские каноны, которые «возникли на началах гордости». Царь нарочно издал в этом смысле свой эдикт, приняв за мотивацию слова папы Льва I. Греки поняли, что царь сделал это только потому, чтобы успокоить завистливого папу, и потому никогда не принимали всерьез царского непризнания законной силы этих канонов. Все-таки Рим торжествовал, видя в этом уступку со стороны Греческой Церкви.

Католические теологи всегда обвиняют Греческую (и вообще Православную) Церковь в том, что она цезаре-папистская. А на примере Льва I видим, что, именно, римские папы в своей борьбе против цареградских патриархов не останавливались перед тем, чтобы ставить царей в преимущественное положение со Вселенскими Соборами.

Когда папы основывали свое верховное положение в Церкви на апостольском наследстве (исходя из этого, они свою столицу всегда называют «апостольской столицей»), то последовательно они должны все высшие должности в Церкви выводить также из апостольского наследства. Но этот принцип неизвестен в Древней Церкви и абсурден. В своем письме царю Маркиану Лев I писал: «Апостольское происхождение какой-нибудь церкви, ее основание одним из апостолов — это дает ей право на высшую иерархическую ступень. Упомянутому (Анатолию) должно быть достаточно того, что он при помощи твоего благочестия и благодаря моему согласию, получил епископство такого большого города, пусть он не считает малозначущим царский город, апостольской столицей все равно он его не сделает»[8]. Апостольское происхождение? В таком случае патриархатами должны были бы быть все города и городки в Палестине, в Малой Азии. в Македонии и Греции, где апостолы основали первые христианские общины. Разве не абсурд? Уже и сам Лев I понял, что так широко поставленный принцип вывода высших церковных должностей не пригоден. Поэтому он в письме к Анатолию ограничивает высшие церковные достоинства на наследстве ап. Петра: александрийская столица получила свое достоинство будто благодаря ап. Марку, Петрову ученику; Антиохия, где ап. Петр проповедывал и откуда произошло название христиан, не может быть поставлена ниже своего третьего ранга[9]. Каким чудом Марк, ученик ап. Петра, мог наделить Александрию высшим рангом, нежели сам ап. Петр наделил Антиохию, — этот абсурд и до сих пор римских пап не касается (они и до сих пор повторяют этот вымысел Льва I).

А папа Николай I (858—867) в своих «Ответах болгарам» для подкрепления своего верховного положения в церкви придумал новое основание. Чтобы Иерусалим не мешал папским притязаниям, папа Николай I возвел его в небесный Иерусалим, говоря: «Настоящий Иерусалим, который является нашей матерью, только в небе, а тот, земной Иерусалим, как предсказал Господь, Aelia Адриан, римский цезарь, так уничтожил, что в нем не осталось даже камня на камне»[10].

Те самые римские папы, которые в первом тысячелетии так сильно упорствовали в признании никейских канонов и апостольского наследства для патриаршего ранга, во втором тысячелетии сделали римских кардиналов (т. е. настоятелей главных римских церквей) высшими, нежели патриархи; а в 1215 г. они признали за цареградским патриархом первый ранг после римского, но это уже был латинский патриарх в Цареграде! Также на Флорентийском соборе 1439 г. папа признал за униатским цареградским патриархом первый ранг после римского, но тогда греки были уже побеждены, и все содействовало еще большему возвышению римских пап. Вот о чем в действительности думали римские папы и к чему они действительно стремились!

Когда политика требовала, то римские папы умели притворно становиться даже смиренными. Возле своих высоких титулов римские папы ставят смиренный титул «Servus servorum Dei» (слуга слуг Божиих). Этот титул принял Григорий I (590—604) для демонстрации против титула «вселенский патриарх», принятого тогдашним цареградским патриархом Иоанном Постником (так титуловали его восточные епископы). Как Лев I против 28-го халкидонского канона, подобно и Григорий I (также святой и великий), теперь протестовал, расписывая и рассылая во все стороны поучения, обвинения, вопли и угрозы. Иоанну Постнику он писал: «Все-таки никто (из римских архиереев) никогда не желал называть себя таким титулом, никто не узурпировал себе этого необдуманного названия, чтобы не казалось, что, восхитив себе славу единственного в иерархическом чине, отказывал бы в ней всем братьям»[11]. «Вот из-за этого безбожного гордого титула Церковь раздирается, сердца всех братьев вызываются на соблазн… Что же, дорогой брат, ответишь на том страшном испытании грядущего суда, что ты в мире хочешь называться не только «отец», но и «общий (generalis) отец» [12].

Царю Маврикию Григорий I писал: «Это не мое дело, но дело Божие, и не только я сам, но вся Церковь обеспокоена, потому что святые каноны, Соборы, которым нужно отдавать почет, и даже заповеди (mandata) Самого Иисуса Христа гордой и напыщенной выдумкой чьей-то говорильни расшатываются. Ведь, всем, знающим Евангелие, ясно, что Господним словом святому и главе всех апостолов Петру поручено попечение о всей Церкви. Вот он ключи Царства Небесного принимает, власть вязать и разрешать ему вверяется, все-таки он не называется вселенским (universalis) апостолом, а самый святейший муж, мой сопастырь, Иоанн сам дерзнул назвать себя вселенским епископом. Я должен взывать и говорить: «О tem- рога, о mores!» [13]. Это было страшное и пророческое обвинение, однако оно пало на головы римских архиереев. Как будто для издевательства над писаниями Григория I, уже папа Бонифаций III (607), через три года после смерти Григория I, потребовал у цареградского царя Фоки, чтобы за ним был признан титул «вселенского патриарха». Конечно, Григорий I не писал искренно, что видно из его письма к царю, где он отчетливо намекает, что «попечение о всей Церкви и власть» переданы римским архиереям через ап. Петра. То же самое хочет сказать и его мнимо смиренный титул «слуга слуг Божиих», потому что этот титул пе-рефразировывает слова Христа: «Кто из вас хочет быть первым, пусть будет всем слуга». Как все римские папы, начиная от Стефана I, так и Григорий I желал быть в Церкви первым по заповеди Самого Христа, а не вследствие исторических условий.

Апостольские каноны не служили в пользу римских пап (ведь, у них нет и помину о римском примате!). Папы легко справились с ними — провозгласили их апокрифичными — Геласий I (492—496), Гор-мызд (514—523). Критический глаз легко уловит, что все Вселенские Соборы знали об этом самом старом сборнике канонов, потому что некоторые из этих канонов они слово в слово брали как свои. Трулльский Собор (692), т. е. VI Вселенский, в своем 2-м каноне поименно приводит «нам преданные, именем святых и славных апостолов, осмьдесят пять правил». Но Рим отклонил каноны Трул-льского Собора, а из Апостольских канонов принял только 50, следуя директиве папы Иоанна VIII (872—882), который заявил, что он «принимает те каноны, которые не противоречат истинной вере, добрым обычаям и декретам Рима»[14]. Значит, только те каноны, которые нравятся римским папам.

Мы видели, что это положение было в Риме актуальным со времени Льва I. Папы создавали свою «римско-папо-католическую» церковь, а из Вселенских Соборов заимствовали только то, что было им угодно. Не принимали канонов, определяющих ранг римского архиерея, а этикетальные возгласы в честь римских архиереев принимали за каноны и даже за догматы (ибо папский примат по католическому богословию есть догмат веры). Как пример, вспомним энциклику папы Пия II по случаю 1500-летия Эфесского Собора, в которой этот папа, ссылаясь на дифирамбные возглашения в честь римского архиерея на этом Соборе, внушает миру: «уже тогда была во всей Церкви общая вера в никому неподчиненную и непогрешимую власть римского архиерея над всем Христовым стадом»[15]. Какая надменность! И эта надменность никогда не покидала римских пап.

Приближаемся к славному Цареградскому Патриарху Фотию, так ненавидимому в Римской Церкви и по настоящее время. В IX в. папы уже были королями и отцами западно-римских царей, поэтому они не только распространяли на весь мир свою легенду, но и соответствующе действовали. В XI и XII вв. папы провели так называемую борьбу за «инвеституру» (т. е. за полное владычество над епископами) с германскими королями. А в IX в. папы проводили такую же борьбу с видными западными архиепископами и епископами. К этим архиепископам принадлежали св. Мефодий, Паннонско-Моравский архиепископ, тем более ненавистный папам, что он распространял христианство от Греческой Церкви в Паннонии и Моравии. Сперва папы хитро политиканствовали с Мефодием, принимая во внимание, с одной стороны, могущество Моравского государства, а с другой стороны, то, что им нужно было иметь такого «униата», как Мефодий, в их борьбе против «схизматического» Цареграда. Когда же наступило соответствующее время, папы (Стефан V) грубо уничтожили Церковь св. Мефодия и анафематствовали ее, как другую веру, раздор, суеверие плохую овцу, плевел[16].

Почувствовав себя светскими королями, папы уже и в Церкви не хотели быть чем-нибудь меньшим. Самой большей преградой для них был Цареград, имеющий светлую многовековую традицию и сознание руководителя в Церкви.

Низложенный Цареградский Патриарх Игнатий, преемником которого был Фотий (858), апеллировал в Рим. Папа Николай I возрадовался, что явилась возможность судить цареградских патриархов, и в 863 г. отлучил от Церкви Фотия. Фотий, имея за собой регента Варду, не думал подчиняться приговору папы. В этот промежуток времени произошло великое историческое событие: крестился болгарский князь Борис, приняв христианство из Цареграда. После двух лет он, боясь попасть в зависимость от Цареграда, изгнал греческое духовенство и подпал под юрисдикцию Рима. В Риме это встретили с триумфом, ибо, отобрав тогдашнюю Болгарию (почти весь Балканский полуостров), тем самым вытеснили бы цареградских патриархов из Европы

Римляне агитировали в Болгарии против Цареграда (чернили Цареградский патриархат, миропомазанных снова миропомазывали, женатых священников представляли подобными Иуде Искариоту..). Это был прямой вызов Греческой Церкви. Фотий ответил на это обвинением Римской Церкви, что она нарушает каноны Вселенских Собо-рощ (Filioque и т. п.), и соборно отлучил от Церкви римского папу и всех, поддерживающих его. Фотий сослался и на то, что с перенесением царской столицы в Цареград, тем самым перенесен в Цареград и примат. Рим еще не слышал такого смелого слова из Цареграда. Отсюда такая ненависть к Фотию в Римской Церкви.

В 867 г. новый царь Василий Македонянин низложил Фотия и вернул патриарший престол Игнатию. Папа Адриан II приветствовал нового царя, хотя и цареубийцу, как «благочестивого». В 869 г. в Цареграде состоялся Собор против Фотия — Восьмой Вселенский Собор по латинскому исчислению. Сперва на этом Соборе было лишь небольшое число епископов, но в конце, под давлением царя, соборные документы подписали 102 епископа. Очевидно, на этом Соборе главенствовали рямляне, и игнатиевцы жаловались царю, что римляне совсем взяли в неволю Греческую Церковь[17]. Кроме отлучения Фотия участники Собора подписали папскую формулу, что «во всем будут придерживаться постановлений апостольской столицы»[18].

В 878 г. папа Иоанн VIII анафематствовал всех греческих епископов и священников, находившихся в Болгарии, обещая дать им соответствующее место в Византийском царстве, если они подчинятся ему (это была вершина папской «борьбы за инвеституру» с Греческой Церковью). «Патриарха Игнатия тоже предаю анафеме условно, если он в месячный срок не отзовет всех греческих клириков из Болгарии». До получения этого письма Игнатий скончался, а царь Василий Македонянин, поняв претензии пап, призвал на патриарший престол Фотия.

Иоанн VIII, признав свое бессилие в открытой борьбе против Фотия, прибегнул к интригам. Профотианский собор 879 г., на котором присутствовало 380 епископов, при участии папских легатов предал анафеме постановления собора 869 г., направленные против Фотия. Иоанн VIII уже в директивах, данных своим легатам, признал этот собор недействительным[19]. Папа надеялся, что Фотий за эту «милость» отдаст ему Болгарию.

Фотий Болгарию не отдал, и папа Иоанн VIII в 881 г. предал анафеме Фотия и снова стал придерживаться положений противофотианского собора 869 г. Такую-то грустную славу имеет католический Восьмой Вселенский Собор, сперва проведенный папами, потом анафематство-ванный папами и снова признанный «непогрешимым» папами, в зависимости от того, как и что требовала политика. Сын Василия Македонянина и воспитанник Фотия, новый царь Лев VI Философ, снова низложил Фотия и заточил его в монастырь. Тот же царь желал заключить в четвертый раз брачный союз, на что никак не мог получить согласия от тогдашнего Цареградского Патриарха Николая Мистика, соблюдавшего традицию Восточной Церкви. Папские легаты по приглашению пришли и благословили четвертый брак царя. Оскорбленный царь изгнал Николая Мистика (906). Римским папой тогда был Сергий III (904—911), «homo vitiorum omnium servus»[20], не лучше Стефана VI (896—897), который приказал вынуть из гроба труп своего предшественника Формозы, произвел над ним суд, после чего умершему отрубили пальцы правой руки, тело влачили по улицам Рима и, наконец, бросили в Тибр. Римских пап уже охватило настоящее безумие владычества.

Как же могла Греческая Церковь спокойно жить совместно с Римской при таком ее развитии. Полное разделение первоначальной соборной Церкви с образованием «римско-папо-католической» церкви было только вопросом времени. Оно и наступило в 1054 г. при Цареградском Патриархе Михаиле Керуларии и при Римском папе Льве IX (1048—1054).

На протяжении веков Запад, следуя своему характеру, образовал свой церковный обряд, свои канонические особенности и даже некоторые свои догматические тенденции (миропомазание только епископами, обязательный целибат всего клира, Filioque, пресный хлеб, причастие верных только под видом гостии и т. п.). Греки были очень бдительны именно в отношении к римским «новостям» и обвинили западных, что они создают свою «новую веру». Однако эти «новости» никогда не довели бы до раскола в Церкви, потому что можно было бы на Соборах достичь взаимопонимания, модификации взглядов, их сближения (в Церкви ликвидированы и такие ереси, которые имели гораздо большее жизненное значение, как, например, арианство, иконоборчество). К расколу Церкви стремилось только папство, вступившее на новый путь развития. Папы прекрасно понимали, что все обвинения против Римской Церкви со стороны греков падут сами собой, когда греки будут принуждены признать диктатуру пап. Поэтому папы в своей борьбе с Греческой Церковью всегда ставили свой «божественный примат» на первое место. А греки (Фотий и Михаил Керуларии) не могли согласиться с подобным домогательством пап.

Лев III Исаврянин, цареградский царь-иконоборец, в 732 г. отнял Южную Италию (где жили греки) от римского патриарха и отдал Цареградскому патриарху. В XI в. Южной Италией владели частично лонгобардские князья, греки, сарацины и норманны. В 1053 г. папа Лев IX выступил войной против норманнов (которые владели Апулией и Калабрией). Войну он проиграл, но с норманнами все-таки сумел найти почву для соглашения, договорился. Семь месяцев он сидел в городе Беневенте (по-видимому, задержанный норманнами) и латинизировал Греческую Церковь в Южной Италии.

Реагируя против этого, Патриарх Михаил Керуларий закрыл латинские монастыри в Цареграде; а Орхидский архиепископ Лев (очевидно, по согласованности с Керу-ларием) написал письмо Иоанну, епископу в Трани (в Апу-лии), в котором обвинял Западную Церковь за опресноки на литургии и т. п.

Папа Лев IX в сознании своего политического преимущества без колебаний принял вызов и ответил длинным горделивым письмом, в котором защищался божественный папский примат с присущим папам непристойным самохвальством и обвинениями против греков. «Если вы не исправитесь, — писал папа, — то будете считаться хвостом дракона. Уже 1020 лет от смерти Христа Римская Церковь совершает литургию, наученная самим ап. Петром, а теперь вы хотите ее учить, как она должна это делать»- (Наше замечание: ап. Петр, повидимому, сразу после смерти Христа пошел в Рим!). Дальше Лев IX писал: «До сих пор появилось девяносто с лишним сект, главным образом благодаря цареградским епископам,а Римская апостольская Церковь все эти секты угасила». (Наше замечание: этой бессмыслицей еще до сих пор хвалятся католические теологи!). И снова: «Вы осмелились судить ту столицу, которую никто из смертных не имеет права судить, как сказал папа Сильвестр, а Никей-ский Собор, царь Константин и все последующие Соборы это признали. Христос дал ап. Петру примат, а царь Константин дал ему светское владычество (imperialis potes-tas)». Следуют соответствующие выписки из «Donatio Constantini». Hefele, пересказав текст этого письма Льва IX, добавляет (как бы в его оправдание): «Когда он (Лев IX), между прочим, цитирует «Donatio Constantini» и подобное, то он только разделяет несостоятельность критики своего времени»[21]. Сегодня и католические теологи признают, что «Donatio Constantini», специально римские никеиские каноны и т. п. являются подложными.

Современный Цареградский царь Константин Мономах принимал меры к тому, чтобы примириться с папой, имея надежду с его помощью победить норманнов Южной Италии. Папа прислал трех своих легатов, которые в конце концов предали отлучению Патриарха Михаила Керулария и «всех, придерживающихся его» (следовательно, всю Греческую Церковь). В их отлучительной грамоте ничего не сказано о божественном папском примате. Отлучительную грамоту папские легаты мотивируют вымышленными ересями, в числе которых находятся и две таких, где Патриарх Михаил Керу-ларий и его последователи изгладили Filioque (и Сына) из Символа веры и разрешают женатому духовенству служить при алтаре.

Патриарх Михаил Керуларий соборно предал анафеме, как ложных, папских легатов и придерживающихся их (значит, всю Римскую Церковь). Так совершился раскол Соборной Церкви на Западную и Восточную в 1054 г. Горделивые папы не могли далее терпеть независимости Греческой Церкви, которая всегда обуздывала их в стремлении к созданию «римско-папо-католической» церкви. Уже со времен Патриарха Фотия папы носились с альтернативой: или подчинить Греческую Церковь, или избавиться от нее — отлучить ее. Падающий Цереград не мог помешать римским папам в их стремлениях.

Борьба пап за свой примат до Ватиканского собора

Папа Григорий VII (1073—1085) развил уже до конца идеологию папства: решительный целибат духовенства; полное владычество пап над епископами; Римская Церковь непогрешима; папа в силу своего папского положения святой; его имя является единственным во всем мире; папе государи должны целовать только ноги; он может разрешить подданных от присяги на верность государю («Dicta-tus Papae»). Григорий VII и начал борьбу за инвеституру.

Своей борьбой против Греческой Церкви папы привили свой психоз всей Западной Церкви. В 1204 г. крестоносцы путем коварства заняли Цареград, основали там «Восточное латинское царство», вместо греческого патриарха поставили своего. На Латеранском соборе в 1215 г. папа утвердил это положение. Эта «уния» была принята папами с большим удовлетворением: она вела к полной ликвидации Греческой Церкви.

В 1261 г. Михаил Палеолог отобрал Цареград от латинян. Папа Урбан IV стал призывать западные народы к крестоносному походу против Цареграда. Михаил Палеолог из боязни согласился на унию, которая была осуществлена лишь только в 1274 г. на Лионском соборе.

До этого времени папы не имели соборного признания их божественного примата на основании «Петрова наследства». Теперь Рим воспользовался случаем, чтобы добиться такого признания от изнемогающих греков. Лионский собор принудил греков подписать Символ веры с Filioque, чистилищем, миропомазанием епископами, пресным хлебом, божественным папским приматом на основании «Петрова наследства». Где идет речь о примате, там этот Символ веры совсем принял язык римского «Codex juris canonici». Читаем там: «Веруем…, что эта же святая Римская Церковь имеет наивысший и полный примат и принципат над всей католической церковью, который она получила с полнотой власти от Господа в блаженном Петре, князе и главе апостолов, наследником которого является римский архиерей, как это святая Римская Церковь истинно и смиренно признает и т. д.»[22].

Однако это не помогло Михаилу Палеологу. Папа Мартин IV неожиданно объявил его низложенным с царского престола, как «покровителя схизмы и ереси». Откуда такая перемена? Король Карл Анжуйский выступи-л войной против Цареграда, и папа надеялся снова захватить Цареград. Однако он ошибся: Палеолог разбил войска Карла и вскоре сам умер, а его уния прекратилась.

В начале XIV в. светская папская власть достигла своей вершины. Папа Бонифаций VIII (1294—1303) думал, что пришло время провозгласить верховную светскую папскую власть догматом веры. Это он и сделал в своей известной булле «Unam Sanctam», направленной против французского короля Филиппа IV. Окончание этой буллы таково: «Итак, заявляем, говорим и определяем, что абсолютно необходимо для спасения (веровать), что каждое человеческое творение подчинено римскому архиерею».

Однако папы проиграли борьбу с Францией и попали в так называемое Авиньонское «пленение» (1305—1378).

На переломе XIV и XV вв. папство дошло до самооспаривания. В те века пап называли «Dominus et Deus in terra» (Господь и Бог на земле), а такой соблазнительный апофеоз людей приводил к глумлению над самим Божиим Провидением. С 1377 г. постоянно было по два папы: один римский, другой авиньонский. А с 1409 г. было три папы, которые друг друга анафематствовали. Констанцский собор (1414—1418) низложил всех трех пап, избрал нового папу Мартина V и провозгласил догмат, что Вселенский Собор является высшей властью в Церкви, а Римский папа является только первым епископом. Именно, это было оспаривание папства наибольшим собором Западной Церкви (Констанцский собор был самым многочисленным латинским собором).

Но папы теперь боролись против соборов и соборности Западной Церкви, как в прошлом против Греческой Церкви. И папы победили, а помогла им в этом — о, ирония судьбы! — именно Греческая Церковь униатским собором во Флоренции в 1439 г. Во времена Флорентийского собора заседал Базельский собор, где были собраны епископы всей Западной Церкви (600) и отдельно (в Ферраре и Флоренции) заседал папа с небольшим числом епископов. Собор низложил непослушного папу (Евгения IV), а папа предал анафеме собор. Но папа деньгами и скорой помощью сумел привлечь к себе побежденных греков Щареград турки заняли уже 14 лет спустя, т. е. в 1453 г.) и они заключили унию с ним, вместо того чтобы заключить ее с Базельским собором. Получив признание от Греческой Церкви, папа стал победителем в борьбе против Базельского собора, ибо католическая церковь в глубине души всегда чувствовала, что она нуждается в легализации со стороны древней Греческой Церкви.

На Флорентийском соборе греки вторично признали божественный примат римского епископа на основании «Петрова наследства» в следующих выражениях: «Также признаем, что святой апостольский престол и римский архиерей имеет примат на весь мир и что этот римский архиерей является наследником блаженного Петра, князя апостолов, и истинным викарием Христа и главой всей Церкви и отцом и учителем всех христиан, и что ему в блаженном Петре Господом нашим Иисусом Христом передана полная власть пасти всю Церковь, управлять и владеть ею, как это говорится в актах Вселенских Соборов и святых канонах»[23].

Нужно обратить внимание на стилизацию. На Лионском соборе была речь о примате Римской Церкви, а здесь о примате римского архиерея. В прошлой борьбе с Греческой Церковью папы воевали во имя Римской Церкви, а теперь, в борьбе со своей собственной Западной Церковью, понятия пап уже уточнились, и папы выступают уже отсвоегособственного имени. Это первый этап к развитию догмата о непогрешимости пап (потому что в прошлом папы говорили только о непогрешимости Римской Церкви).

Коварство и насилие никогда не могут ликвидировать того, что живет в душах широких масс. Папы только формально победили антипапские, соборные настроения в своей Западной Церкви. В глубине души, именно, XIV век был источником реформации, вспыхнувшей в начале XVI в. Вследствие троепапства папы потеряли авторитет, а когда, в конце XV в., явился еще такой нероновского типа папа, как Александр VI (1492—1503), возмущение против пап было только вопросом времени и случая.

Как в прошлом в борьбе против Греческой Церкви, так и теперь в состязаниях со своей собственной Западной Церковью папы обращали внимание только на свои собственные интересы, а не на благо Церкви. Реформацию можно было задержать, локализировать, если бы папы пошли навстречу истинным идеалам реформации. Еще и на Тридентском соборе (1545—1563) светские государи и некоторые церковные сановники ставили требование, чтобы для прекращения реформации разрешить причастие под двумя видами, народный язык в богослужении и упразднить целибат духовенства. Однако папа и его партия не согласились на это» потому, что если бы дали согласие, то Римская Церковь не отличалась бы от Греческой.

Так папство победило — ценою потери всей Восточной Церкви и почти половины своей Западной Церкви.

От Ватиканского собора до настоящего времени

Церковь, оставшаяся верной папам, уже пропиталась (в своем большинстве) папской верой и была готова развить апофеоз папства до конца и признать его догматом веры. С XVI в. в католической церкви ведущую роль играли иезуиты, дающие специальные обеты верности папе.

В новейшие века светская власть папы все больше и больше умалялась; наконец, папы оказались государями только самого города Рима — и то только благодаря Австрии и Франции. В такой политической ситуации заседал Ватиканский собор 1870 г. Этот собор хотел возвысить папство, престиж которого сильно упал. Достичь этого можно было только признанием за папой возможно больших божественных аттрибутов, что собор и сделал.

На соборах в Лионе и Флоренции папский примат был поднят в отношении Восточной Церкви; а Ватиканский собор поднял папский примат в отношении Западной Церкви, полностью догматизировал его и как будто всесторонне обосновал в следующих словах: «По свидетельству Евангелия, примат юрисдикции на всю Церковь Божию был непосредственно и прямо обещан и дан бл. Петру, апостолу…» «Следовательно, кто сказал бы, что Христос Господь не поставил Петра, апостола, главенствовать над всеми апостолами и видимым главой всей воинствующей Церкви, или что Петр получил от того же Господа нашего Иисуса Христа только примат почести, а не прямо и непосредственно примат истинной и настоящей юрисдикции, тот пусть будет анафема». «Следовательно, кто сказал бы, что не по заповеди Самого Христа Господа или божественному праву блаженный Петр в примате на всю Церковь имеет вечных наследников, или что римский архиерей не является наследником блаженного Петра в этом примате, тот пусть будет анафема».

Ватиканский собор дерзнул провозгласить догматом веры также и непогрешимость (infalibilitas) папы.

Перед католическими богословами стоят большие затруднения при разъяснении догмата о непогрешимости папы, ибо вся история папства является ирониею над этим католическим догматом. Однако католические теологи справляются с этим, потому что они выступают в проблемах папства не как искатели правды, а только как адвокаты, которые должны выиграть дело любой ценой. Уже самая оговорка «ex cathedra» является софизмом, ибо она дает только образ (точный юридический язык не допускает таких неопределенных понятий), и латинские теологи, когда им необходимо, подводят под «ex cathedra» все, что говорит папа, а иной раз причисляют к папскому «ex cathedra» только те догматы, которые признает современная Римская Церковь. Если предшествовавшие папы не были согласны во взглядах с последующими, например, относительно Filioque или «Непорочного Зачатия Богородицы», так это будто не было «ex cathedra». Если Вселенские Соборы анафематствовали папу Гонория I за монофелитскую ересь, то папа, действительно, употребил монофелитский термин, однако думал он иначе. Бонифаций VIII в своей булле «Unam Sanctam» будто только папскую духовную власть провозгласил догматом веры; в конце-концов эту буллу не составлял сам лично. И вот такие адвокатские увертки сопровождают папскую непогрешимость без конца и без меры.

Да и что значат эти трудности в сравнении с пользой, приносимой непогрешимостью папы Римско-католической Церкви? Непогрешимость папы в глазах католиков делает как бы очевидной истинность всего учения Римско-католической Церкви, а из этого выводится такое логическое следствие, что не только все церкви должны упасть на колени перед папой, как перед Богом, но и все народы вообще, ибо кто может вести народы, как не тот, кто является непогрешимым. Булла «Unam Sanctam», благодаря ватиканской непогрешимости папы, снова получила догматическую силу… Папы хотят владеть всем миром.

После всех падений и неудач они нашли себе новый божественный титул на такое право.

Это не наши догадки; сами папы, а еще смелее их богословы-адвокаты так комментируют папскую непогрешимость. В энциклике папы Пия XI «Об угнетении католицизма в Испании» читаем: «Наоборот, как это свидетельствовала история вплоть до последних времен, чем упорнее враги Церкви стараются отвести народы от Наместника Иисуса Христа, тем теснее — с попущения Провидения, которое даже из злого может вывести хорошие последствия — народы желают соединиться с папой, тем сильнее взывают, что только он может осветить умы, затемненные мраком многочисленных ошибок, он, который— как Иисус Христос — „имеет глаголы жизни вечной»[24]. А в энциклике того же папы «Qudragesimo Anno» читаем: «Ибо в тех делах, вверенных нам Богом, сокровище и истина весьма ответственное задание проповеды-вать целостность нравственного закона, преподавать его и настаивать, чтобы этот закон — нравится он, или не нравится — сохранять, предает на безоговорочное наше наивысшее судебное решение и общественный строй и самую экономическую жизнь».

А папистский клир говорит об этом совсем открыто. Например, загребский «Католички Лист» (1935, № 24, стр. 299) пишет: «Папа не только человек. В самом служении он вообще не является человеком. Свое задание и служение он выполняет не человеческими средствами. Папа — это глава мира (pivak svijeta). Он должен вести мир и управлять им, а все вожди и министры через Него».

Пий XI ввел новый праздник «Христа-Царя» и со времени его в католической церкви начали ежегодно праздновать день «Коронации (правящего) папы». Папа — это «alter Christus» (второй Христос), следовательно, праздник «Христа-Царя» — это праздник «папы-царя». А ежегодное празднование «Коронации папы» должно напоминать католику, чтобы они боролись за светское всемирное владычество папы. Достоевский в своей «Испанской легенде» верно уловил «тайну» психики папства. Иисус Христос есть Спаситель только в отношении кЦарству Небесному; а папы хотят быть спасителями и в отношение к земному царству.

Очевидно, в этой папской «божественности» и «непогрешимости» принимает участие весь римско-католический клир. Всё они «непогрешимы», потому что их ведет «непогрешимый», «непогрешимый на их стороне» (это ия подлинные выражения). Отсюда у них такая гордость и алчность, что они не могут трезво посмотреть ни на прошлое, ни на будущее, ни на настоящее. В каждом государстве, где они не в фаворе, их будто бы обижают. А где они имеют возможность вести агрессию, там они, будто никому обид не наносят, ибо они будто бы только возвращают то, что от них незаконно отняли схизматики и еретики.

В Польше Пилсудского польский католический клир сразу начал наступление на Православную и униатскую Церкви. От православных отобрали все церкви, которые в прошлом были униатскими (их было около 1000). В Конкордате о Польше (1925) все имущество католической церкви в Польше признано собственностью папы. Это обнадеживало Ватикан, ибо таким образом будто расширялось его светское владение. А польское правительство также воспользовалось этим, купив у папы Пия XI униатские церкви за два миллиона злотых, чтобы таким образом приобрести на них правовой титул.

Униатам Ватикан навязал целибат, чтобы устранить самую большую разницу, отличавшую греко-католиков (униатов) от римо-католиков. Незадолго после этого стали создавать новую унию, биритуалистическую, так называемую «wschodni obrzadek», которая входила в юрисдикцию польских латинских епископов. Цель этой новой биритуалистической унии состояла в том, чтобы со временем перевести в нее всех «греков» в Польше. Они сразу станут «настоящими католиками», ибо уже привыкнут к биригуализму (их священники будут служить то по латинскому обряду, то по греческому) и, наконец, полюбят латинский обряд, как святейший, достойнейший и лучший и станут латинниками. Эту же дверь в Галиции, где была старая уния, должен был открыть целибат.

Ватикан был недовелен в Польше Пилсудского старой унией, исправлял ее и вводил новую унию. Кто просмотрит историю униатских церквей, тот легко убедится, что папский Рим всегда так делал — никогда не оставлял униатских церквей в одной фазе, а всегда тянул их к полной ассимиляции с собой. Ведь папский Рим разделил первоначальную Церковь только потому, чтобы создать свою собственную; итак, стал ли он теперь уже иным?

В глубине души латиняне считают единственно подлинной Христовой Церковью только свою Римско-католическую Церковь, а униаты для них — лишь «оглашенные», которые только должны стать «католиками», т. е. латинниками.

В самом деле, есть другая сторона папской тактики. Как мы уже говорили, папы желали бы иметь в своей Церкви и восточных, чтобы восточные свидетельствовали о «кафоличности» Римской Церкви. Поэтому папы любят хвалиться тем, что будто они являются самыми ревностными хранителями обряда и традиции Восточной Церкви. Но это только своеобразный прием для привлечения православных. А в жизни выгода для Римской Церкви является только тогда, когда униаты теряют все свое восточное и сохраняют только свое восточное имя.

Какой вывод из этого?

Если бы сегодня вся Православная Церковь воссоединилась с Римско-католической Церковью, то уже завтра она или сама должна была бы отделиться от нее, или папы оттолкнули бы ее от себя, как это уже бывало в истории. Православная Церковь своим строем и духом разваливала бы Римскую, а Римская беспокоила бы и разваливала бы Православную. О каком-нибудь решении в отношении разниц не могло бы быть разговора до того времени, пока Римская Церковь не стала бы относиться к Православной, как сестра к сестре. А это немыслимо, ибо нынешний «непогрешимый» Ватикан не имеет меньших претензий к Православной Церкви, нежели те папы, которые анафематствовали Фотия и Махиала Керу-лария.

Итак, как разрешается наша проблема «Римская Церковь и единство Христовой Церкви»?

Папский Рим разбил единство Восточной и Западной Церквей, разбил и свою Западную Церковь и навеки сделал невозможным единство Церквей, так как сделал дог матами веры те свои не евангельские и даже противоестественные претензии, которые привели его к расколу Церкви.

Самые важные директивы для нас

Слава Богу, уже остались позади те черные века, когда с Востока магометане, а с Запада латиняне порабощали Православную Церковь. Православная Церковь теперь выступает на мировую арену. И именно потому она должна лучше приготовиться к состязанию с Римско-католической Церковью.

____________________________

  1. Руководители Православной Церкви должны всегда иметь в виду, что в Римско-католической Церкви главным является папство, а все прочее только подоснова папства. Следовательно, в полемике мы должны главным образом разоблачать этот момент.
  2. Православная Церковь должна стремиться к большему внутреннему единству, чтобы выступать как одно целое, ибо только таким образом возрастут ее нравственная сила и авторитет.
  3. Migne, Patr. Cr., t. Ill, col. 1222.
  4. Migne, Pair Cr, t. Ill, col. 1217.
  5. О. Ivan Markovic, Papina Poglavarstvo, Zogreb, 1883, стр. 110
  6. Цит. Н. Hurter S. J., Medulla Theologiae Dogmaticae, Ocniponte 1902, p. 190.
  7. Hefele, Conciliengeschichte, Freiburg in В., 1875, В. II, SS. 120—138.
  8. Ηеfе1е, Op. cit., S. 559.
  9. О. д-р Андρiй Iщак, Догматика, нез’единенного Сходу. Львів, т. I, стр. 21.
  10. Hefele, Op. cit., SS. 550—551.
  11. Hefele, Op cit, S. 553
  12. Migne, Patr. lat., t. 119, col. 978—1016.
  13. M i g n e, Patr. lat., t. 77, col. 740.
  14. Ibidem, col. 742.
  15. Ibidem, col. 745—746.
  16. Hefele, Op. cit., B. III, S. 346.
  17. См. «Львивски Архиепископски Видомости» 1932, ч. III, стр.8.
  18. Migne, Pair, lat., t. 129, col. 802—804.
  19. См. Hergenrother, Photius, Regensburg, 1867, В. II, S. 147.
  20. Ibidem, стр. 79 (ссылка).
  21. Migne, Patr. lat., t. 126, col. 869.
  22. H e f e 1 e, Op. cit., B. IV, S. 576.
  23. Hefele, Op oit В IV, S 770.
  24. Цит. Hefele, В. VI, S. 140.
  25. Hefele, Op. cii, В. VII, S. 749.
  26. «Львивски Архиепископски Видомости», 1933, ч. VIII, стр. 123.