Послание с исповеданием веры от Святогорцев к царю Михаилу Палеологу

(Текст приводится по — » Первое путешествіе въ Афонскіе монастыри и скиты. Архимандрита, ныне Епископа, Порфирія Успенскаго въ 1845 году. Часть I-я. Отделеніе второе. — Кіевъ: Типографія В. Л. Фронцкевича, 1877. — С. 288-301.»)

О Послании

Весьма замѣчательно это посланіе Святогорцовъ къ Михаилу Палеологу, замѣчательно и по силѣ доказательствъ, и по глубокому уваженію къ царственности, и по рѣзкости тона, и по отвращенію къ папству, и даже по сжатости, разрубленности и неясности языка, на которомъ оно написано. А всего замѣчательнѣе то, что въ немъ нѣтъ и намека на какое либо гоненіе, или притѣсненіе святогорцовъ, несоглашавшихся принять Унію. Отсюда я заключаю, что это посланіе было представлено Михаилу Палеологу ранѣе того остервѣненія его противъ монаховъ, о которомъ упомянулъ современный Византійскій историкъ Пахимеръ, и которое проявилось въ немъ, въ патріаршество Iоанна Векка (1274—1283), не задолго до смерти его величества, послѣдовавшей въ 1282 году. (Георгія Пахимера исторія Михаила и Андроника Палеологовъ въ Русскомъ переводѣ, книга УI, гл. 26. С. П. В. 1862 г.)

еп. Парфирий Успенский

Вероисповедное посланiе святогорцев, отправленное къ царю Михаилу Палеологу, когда онъ усиленно и неправо спешилъ соединить съ нами Италіанцевъ, не оставляющихъ своихъ ересей и навсегда неисправимыхъ.

Державнейшій, Богомъ венчанный, Богомъ возвеличенный, святый нашъ владыка! Богъ нашъ невидимый, но владеющій сердцами всехъ, невидимо, какъ самъ Онъ ведаетъ, вдохнувшій въ насъ духовную и безпредельную любовь къ державной и святой царственности твоей, да уверитъ святую душу твою въ томъ, что мы, все вместе и порознь, всегда носимъ въ самой глубине душъ нашихъ начертанную память о тебе, и непрестанно предъявляемъ ее Богу, и весьма часто, какъ у себя келейно, такъ и въ общихъ собраніяхъ, возсылаемъ ему благодарственные гласы за то, что Онъ тебя почтилъ самодержавіемъ, и задолго до сего дня¹ венчалъ блестящимъ, какъ день, и богоплетеннымъ венцомъ православной веры.

За это Ему пеніе и хвала! Ибо ведалъ Господь сущихъ своихъ, и кого предузналъ, — говоримъ устами великаго апостола, — того и оправдалъ начальствовать и возвысилъ на великую степень славы и власти, явивъ его какъ царя земнородныхъ, царствующаго не только съ покорностію Всевышнему, или что тоже, благочестиво и богоугодно, но и милостиво.

Итакъ милостивъ будь и къ намъ, неустаннымь богомольцамъ державной царственности твоей, съ возможною сдержанностію просящимъ тебя о томъ, что обычно, а паче любезно, да и заимствовано, такъ сказать, изъ самыхъ рукъ благочестивейшихъ предковъ, скончавшихся въ Вере и ублажаемыхъ приснопамятно, которыхъ жительство уже на небесахъ, но которыхъ нога всегда стояла на прямомъ пути, и которые съ Богомъ непреткновенно шли по двойной стезе благочестія, то есть по стезе Веры и делъ (добрыхъ), ведущей къ вечному пребыванію у Бога, къ будущей жизни и блаженству.

Благодаримъ святую царственность твою за то, что ты въ владычнемъ приказе своемъ высказалъ и выяснилъ намъ все то, что мы слышали неодинаково, и что казалось намъ сомнительнымъ, а теперь узнано верно.

Знаетъ державная и святая царственность твоя, что вся паства Христа и Бога нашего есть едино тело, направляемое одною главою, которая есть Христосъ Іисусъ: знаетъ и законъ любви. А законъ любви духовной таковъ: ежели страдаетъ одинъ членъ, то страдаютъ и все члены: Еще: одинаково да заботятся другъ о друге члены, движимые однимъ духомъ: Еще: держитесь другъ друга съ любовію, носите и тяготы другъ друга, и такъ исполните законъ Христовъ.

Поэтому и мы, искренно и заботливо радея о душахъ верущихъ, и наипаче о душе святой царственности твоей, имеемъ сказать слово напоминательное, когда и святая царственность твоя ведаетъ, что мы неспособны примыслить что либо сами собою, но вся наша способность отъ Бога, и что мы сами можемъ только сердцемъ веровать въ правду и устами исповедовать во спасеніе.

Не безопасно намъ кажется предъ Богомъ молчать о настоящихъ опасностяхъ ²; и мы уверены, что никакъ не допуститъ ихъ святая душа твоя, свыше имеющая страхъ Божій, и боящаяся погрешать въ маломъ. А смущающіе тебя, кто бы ни были они, понесутъ осужденіе, по слову великаго апостола. Однако, кроткій какъ Давидъ и христоподражательный царь, по милости своей склони, на несколько мгновеній царственный и божественный слухъ твой къ намъ беднымъ монахамъ, истинно любящимъ душу святой царственности твоей.

Великій апостолъ Павелъ, наполнившій всю землю благовестіемъ, и имевшій въ себе Христа глаголющаго, вотъ что сказалъ Галатамъ, принявшимъ одно только ветхозаветное узаконеніе: если вы обрезываетесь, то не будетъ вамъ никакой пользы отъ Христа: И еще: вы, оправдывающіе себя закономъ, остались безъ Христа, отпали отъ благодати. А выше сего: есть люди смущающіе васъ и желающіе превратить евангеліе Христово. — И такъ превращать евангеліе Христово значитъ прибавлять къ новому закону благодати законъ ветхозаветный и устаревшій. Но для чего греться подъ тенію, когда возсіяло Солнце правды, и къ свободе примешивать рабство? Никто не можетъ работать двумъ господамъ: сказалъ гласъ Господень.

А Павелъ, говоря, что малая закваска кваситъ все тесто, подразумевалъ превращеніе евангелія Христова. По сему-то и великій светильникъ и учитель Церкви и преемникъ благодати Павла, дышавшій Павломъ, какъ Павелъ Христомъ, отецъ нашъ Іоаннъ Златоустый въ своемъ толкованіи посланія сего апостола къ Галатамъ говорилъ между прочимъ: «Вотъ что служитъ началомъ всехъ золъ: это — поблажка малостямъ. И большіе грехи произошли отъ того, что меньшіе оставлены были безъ надлежащаго прещенія. Какъ пренебрегшіе раны телесные получаютъ воспаленія и гніенія и смерть, такъ и презревшіе малые грехи душъ впадаютъ въ грехи великіе. Если бы те, которые начинаютъ перепрыгивать чрезъ Божьи заповеди, получили надлежащія епитиміи даже за малое прегрешеніе; то не было-бы нынешней язвы, и не обледенилъ бы Церкви такой холодъ, какой стоитъ теперь. Ибо превращающій и малое въ здравой Вере портитъ все».

Такъ вещалъ Отецъ, а прежде его апостолъ. Что же сказать о техъ, которые привносятъ опресноки и субботствованія? Позволяемъ себе говорить много, начиная съ ветхозаветнаго закона. Что общее у насъ христіанъ съ соблюденіемъ ветхозаветной субботы? Разве не уничтожено все ветхозаветное съ разрушеніемъ храма древняго Израиля? Разве не воспрещаетъ субботствованій 66-е правило святыхъ апостоловъ, кроме великой субботы, низлагая за это клириковъ, а мірянъ подвергая отлученію? Откуда же опресноки у единомысленниковъ съ Іудеями? Главный праздикъ Іудеевъ былъ праздникъ опресноковъ. Это видно изъ того, что во время его почитатели опресноковъ сходились въ Іерусалимъ со всей земли (Израильской).

А у насъ самое важное таинство есть Тайная Вечеря тела Господня. Если же самое важное у насъ сравнивается съ темъ, что важно у Іудеевъ, то не іудействуютъ ли Паписты? И дерзая делать это явно во вселенной, безъ застенчивости, съ обнаженною, какъ говорится, головою, не подлежатъ ли они апостольской анафеме наравне съ Галатами, принявшими нечто несовместимое съ Верою (христіанскою)? Когда такая дерзость ихъ, касающаяся главнаго Таинства нашей Веры, предосудительнее дерзновенія Галатовъ?

Но скажутъ, что Паписты употребляютъ опреснокъ не по Іудейски, а какъ тело Господне. Однако они, имея очи, невидятъ, и имея разумъ неразумеютъ истины, находящейся предъ очами. Ежели прообразовательный законъ, яко тень, повелелъ, что бы то, что прообразовало Христа Бога нашего, не имело ничего несовершеннаго; то какъ они дерзаютъ возносить не имеющій соли, пресный, тщедушный и невзрачный хлебецъ, какъ животворящее тело всесовершеннаго Агнца благодати? Притомъ въ самомъ законе ветхозаветномъ опресноки отнюдь не прообразовали Христа, а служили только напоминаніемъ объ исходе изъ Египта и о путевыхъ трудностяхъ въ пустыне. Посему то Іудеи въ начале ели ихъ съ горькими травами, будучи подпоясаны и обуты, и держа посохи.

Но мы, по благодати Христовой, есмы чада христіанъ, и никогда не работали никакому Египетскому тирану. А если они говорятъ, что Христосъ вкушалъ и ветхозаветную пасху предъ новозаветною; то мы знаемъ какъ сіе, такъ и то, что тутъ нетъ имъ никакого оправданія. Ибо опресноки ветхозаветной Пасхи снедаемы были вместе съ мясомъ агнца такъ, что по узаконенію ничто не оставлялось на другой день ни отъ агнца, ни отъ опресноковъ, ни отъ горькихъ травъ. Следовательно и отъ той ветхозаветной Пасхи, которую вкусилъ Господь и которая потреблена была вся, не остался ни одинъ опреснокъ по закону. А такъ какъ Спаситель, по вкушеніи ея, еще возлежалъ на вечери; то непраздничность онаго дня дозволяла ему есть хлебъ квасный.

День же этотъ, по свидетелъству великаго апостола и евангелиста, наперсника Іоанна, предварялъ день опресноковъ, какъ это ясно видно изъ следующихъ словъ его: ведоша Іисуса отъ Каіафы въ преторъ. Бе же утро: и тіи не внидоша въ преторъ, да не осквернятся, но да ядятъ пасху (Іоан. 18, 28). Назначилъ же Господь свое страданіе такъ, что въ день его праздновалась и пасха Іудейская, эта тень Истины, и такъ, что Онъ накануне его вкусилъ Пасху ветхозаветную, и преподалъ ученикамъ своимъ Пасху новозаветную, не усомнясь употребить для нее хлебъ квасный, (когда уже съедены были все опресноки).

Все это Онъ премудро устроилъ, дабы исполнилось вотъ и это пророчество о Немъ: Ты еси іерей во векъ по чину Мельхиседекову (Псал. 9, 4). А что принесъ Мельхиседекъ? Хлебъ и вино. Ааронъ же что? — агнца, опресноки и горькія травы. Ясно и внушительно это пророчество о величайшемъ таинстве (совершенномъ на хлебе, а не на опреснокахъ).

Если же Латинамъ угодно придерживаться закона древняго; то пусть они приносятъ ужъ и агнца, какъ прообразъ Христа, спасавшаго прообразованіями, и пусть такимъ образомъ зоофтствуютъ (т.е. приносятъ въ жертву животное), да опять обличитъ ихъ тотъ же пророкъ (Давидъ), глаголющій: жертвы и приношенія подзаконнаго не восхотелъ Ты: тело же уготовалъ мне (Псал. 39, 7-8). Еслиже ни того ни другаго не восхотелъ Богъ, хотя оба прообразовали жертву Христову, то къ чему опресноки ветхозаветные, тщедушные и напоминающіе только неотрадное путешествіе по пустыне?

Да и апостолъ громко вопіетъ: древняя мимоидоша, се быша вся нова. Пусть слышатъ, что все ново! А ежели все обновлено, то главизна нашей Веры — Господне тело, которымъ мы знаменуемся и отличаемся отъ Іудеевъ и отъ всехъ народовъ инославныхъ, есть Таинство новое, превысшее всего. Да и самъ Господь назвалъ оное заветомъ новымъ; если же новымъ, то оно отлично отъ всехъ древнихъ празднованій и священнодействій. А если нетъ, то Латины, явно, іудействуютъ, и падаютъ въ иную пропасть на смерть, предпочитая святому евангелію ученіе Аполлинарія.

Повелишь ли, царю святый, побольше обнаружить ихъ, совратившихся съ истиннаго пути?

— Сынъ Божій и Господь торжественно говоритъ міру: Азъ есмь дверь, путь, истина, животъ. Мною аще кто внидетъ, спасется. А прелазяяй инуде, той тать есть и разбойникъ! — И еще: Овцы Моя гласъ Мой слышатъ, по чуждемъ же не идутъ, но бежатъ отъ него, яко не ведятъ чуждаго гласа. — Небо и земля прейдутъ, словеса же Мои не прейдутъ.

— Пророки же предвещали о Немъ: веренъ Господь во всехъ словесехъ Его, верны все заповеди Его, утверждени во векъ века, соделаны въ истине и правоте. — И апостолъ говоритъ: основаніе положихъ вамъ: другое положити паче лежащаго не леть есть. Никто не отвергаетъ и не переиначиваетъ завещанія человека. И этимъ человеческимъ примеромъ апостолъ напоминаетъ о непреложности глаголовъ Господа.

После сего выслушай, царю святый, то, что отрадно тебе слышать, и суди судомъ правоправеднымъ между Латинами и законоположеніями Божіими; ибо прилично государю, и наипаче благочестивому, любить такой судъ.

Христіанинъ ли тотъ, кто дерзаетъ прибавлять свое измышленіе къ тому, что уже утверждено, и отвергать что либо изъ писаній, и привносить что-нибудъ изъ неписаннаго? Нетъ. Отпаденіе его отъ Веры явно. Какъ онъ — христіанинъ, когда не следуетъ за Христомъ по стопамъ Его, а хочетъ идти передъ Нимъ и опереживать его?

Самъ великій Моисей, который во многомъ прообразовалъ Христа, желалъ видеть только задняя Божія, и ничего более не требовалъ, говоря, да вижу Тебя, какъ разумный, и молился о семъ въ разселине скалы. А Латины дерзаютъ и опереживать. За то къ нимъ относится сказанное: никогда не узрите лица Моего вы, опереживающіе Меня. Большой задоръ этотъ предостанавливалъ и въ потомкахъ своихъ Моисей, когда говорилъ: къ тому, что дано отъ Бога, нечего прибавлять, и отъ того нечего убавлять. И вотъ самъ онъ, идя сзади, виделъ следы Божіи, и такимъ шествіемъ своимъ и другихъ научилъ бояться Бога и покоряться Ему.

Но съ евангельской точки посмотримъ на уклоненіе Латинцовъ и, какъ говорится, діаметрально противопоставимъ имъ краткое слово наше. Бога никто же виде нигде же: токмо единородный Сынъ сый въ лоне Отчи, Той исповеда; говоритъ Іоаннъ. Сей же богословъ, верно вещавшій объ изумительныхъ тайнахъ, такъ говоритъ и о духе соестественномъ и сочисленномъ съ Нимъ: Егда же придетъ Утешитель, его же Азъ послю вамъ отъ Отца, Духъ истины, Иже отъ Отца исходитъ. Внимай сему глаголу Латинецъ. Во свете зрится светъ, по свидетельству Давида. Посмотримъ же въ лучезарномъ Сыне; отъ кого изходитъ светъ Духъ. Сынъ дважды глаголетъ о Духе, что Онъ исходитъ отъ Отца, и темъ утверждаетъ (Сынъ), что Отецъ есть причинность какъ Его, такъ и соестественнаго Духа.

А твое превратное и незаконное ученіе объ исхожденіи Духа и отъ Сына, откуда? Ты отвечаешь, что оно прибавлено для выраженія единосущія Сына и Духа. Но богословіе Господа разве недостаточно показываетъ тебе единосущіе какъ Его самого, такъ и соестественнаго и сочисленнаго Духа, и то, что у того и другаго одно и тоже источное божество и одинъ и тотъ же Отецъ, одного родившій, а другаго изводящій изъ себя?

Этимъ богословіемъ и богоносные отцы пользовались буквально, и въ Символе веры выразили его безъ малейшей перемены. Ты же вздумалъ видеть и открыть нечто более, чемъ оные Отцы и Самъ единородный. Такимъ образомъ по безумной гордости и неповиновенію Христу законодателю ты вверхъ и внизъ мечешь божественные и священные догматы, и сегодня унижаешь Владычнее смотреніе о насъ, а завтра мутишь высочайшее и богоначальное богословіе, портя веру укороченіями и прибавками своими, и наипаче вводишь некую новую веру и другое евангеліе: а это значитъ, что самъ діаволъ чрезъ тебя мутитъ веру.

Въ самомъ деле не сатанинскій-ли тотъ догматъ, который вводитъ безбожное двуначаліе и унижаетъ Духа? А паче всего не щадитъ Единороднаго? И по видимому приличествуетъ Ему, а на самомъ деле не приложимъ къ нему? Ибо ежели родительство Отца двойное, такъ какъ Онъ раждаетъ Сына и изводитъ Духа, а само оно, какъ ты говоришь, есть свойство не ипостаси Отца, а естества Его; то какимъ образомъ оно у Сына есть пополамъ съ Отцомъ, а у Духа вовсе нетъ его? Коль скоро свойства естества — всецело общи тремъ богоначальнымъ ипостасямъ, то чего общаго нетъ у Духа, того нетъ и у Сына.

И такъ ничего нельзя намъ прибавлять къ оному богословскому реченію (Духъ отъ Отца исходитъ). Если бы кто въ Троице понизилъ что либо, тотъ унизилъ бы всю Ее и, чествуя Отца, отнялъ бы чествованіе у того, что рождено и изходитъ отъ Него, допустивъ неравныя степени божества. И ты, — я знаю, — не усвоишь онаго реченія, потому что усиливаешься поставить на ноги параличъ свой, а не скажу, правду свою, и не покоряешься правде Божіей.

За это мы считаемъ тебя еретикомъ, такъ какъ у тебя и самый Символъ православный веры измененъ. Этотъ Символъ Духомъ святымъ объявленъ вековечнымъ для всякаго православнаго христіанина посредствомъ святыхъ вселенскихъ соборовъ, которые суть седьмеричные столпы церкви Христовой, объявленъ темъ Духомъ святымъ, который въ церкви поставилъ апостоловъ, пророковъ и учителей для усовершенія Святыхъ: а ты и его не оставилъ непеределаннымъ, привыкши все переставлять и поправлять.

Если мы, Владыка нашъ святый, станемъ перечислять все ихъ переделки церковныхъ и божественныхъ преданій и законоположеній, то слишкомъ продолжимъ слово, и обременимъ царскій и божественный слухъ твой. А дабы сего не было, мы оставляемъ все прочія переделки ихъ, описанныя и обличенныя многими, блаженной и преподобной памяти святейшими патріархами и архіереями нашими, и кратко высказываемъ только вотъ что.

Латины, Владыко святый, исказили и перепортили существенные члены Веры: за это они не только отсекаются отъ Церкви вселенской, отъ сего равномернаго, здороваго и благообразнаго тела Христова, но и предаются сатане. Ведь, апостолъ, запечатлевая все евангельекое и апостольское ученіе, говоритъ не столько Галатамъ, въ одномъ только тогда погрешавшимъ, сколько Италіанцамъ, ныне безъ счету учащимъ иначе и превращающимъ едва не все преданіе евангельское, апостольское, каноническое и отеческое: аще кто благовествуетъ вамъ паче, еже пріясте, аще ли мы, или ангелъ съ небесе, анафема да будетъ.

Да и святый вселенскій соборъ шестый, бывшій въ Трулле, утверждая Духомъ святымъ бывшія до него определенія, въ первомъ божественномъ и священномъ правиле своемъ сказалъ: «аще кто-либо изъ всехъ не содержитъ и не пріемлетъ вышереченныхъ догматовъ благочестія, и не тако мыслитъ и проповедуетъ, но покушается идти противу нихъ: тотъ да будетъ анафема по определенію, прежде постановленному предупомянутыми святыми и блаженными Отцами, и изъ сословія христіанскаго, яко чуждый, да будетъ исключенъ и изверженъ. Ибо мы сообразно съ темъ, что определено прежде, совершенно решили ниже прибавляти что либо, ниже убавляти, хотя бы и могли (сделать это) по какой либо причине».

Такъ гласитъ правило это. Изъ него ясно видно, что идти противъ догматовъ благочестія, по мненію Отцовъ, значитъ прибавлять къ нимъ что-либо, или убавлять отъ нихъ. Какъ же после этого сказалъ-бы кто нибудь, что не подлежатъ канонической анафеме те, которые отваживаются на это, и въ церквахъ проповедуютъ и на стогнахъ городовъ своихъ повсюду учатъ сему громогласно?

Если же нужно и изъ другихъ божественныхъ и священныхъ правилъ представить это же самое кратко по возможности нашей; то божественный и священный соборъ единенія, последній изъ всехъ и божественнымъ Духомъ утверждающій предшествовавшіе соборы, говоритъ: «Всему, что постановлено и сделано и имеетъ быть сделано въ противность церковному преданію и ученію и уставу святыхъ и приснопамятныхъ Отцовъ анафема». — Еще: «Всемъ, презревшимъ священныя и божественныя правила святыхъ Отцовъ нашихъ, которые и Церковь назираютъ, и украшая все христіанское жительство, руководятъ къ божественному благочестію, анафема».

— И можемъ ли удержать стремленіе речи, когда захочемъ изложить все божественные каноны въ улику Латинамъ? Если мы каждому порознь действію ихъ, противному божественнымъ законоположеніямъ, противопоставимъ божественные и священные каноны, которые низлагаютъ, отлучаютъ и даже анафематствуютъ ихъ за отверженіе божественныхъ преданій; то простое и пустынное слово наше разольется чрезъ меру.

Однако въ пятнадцатомъ правиле святаго и великаго собора, называемаго Двукратнаго, выражено, что не только невиновны, но еще достойны чести те, которые, прежде соборнаго разсмотренія, отделяются отъ проповедующихъ всенародно еретическіе догматы и отъ отъявленныхъ еретиковъ; ибо они отделились не отъ епископовъ, а отъ лжеепископовъ и лжеучителей. Такой поступокъ ихъ достоинъ похвалы и приличенъ православнымъ христіанамъ. Тутъ нетъ раскола церковнаго, а есть только обменъ разделеній и поддержаніе истины.

Какъ же после сего было бы законно и богоугодно наше единеніе съ теми, отъ которыхъ мы отделились правильно и канонично, когда они нераскаянно придерживаются ересей? Если мы допустимъ это, какъ православное, то этимъ однимъ извратимъ все. А божественные и священные каноны гласятъ: «Если кто съ отлученнымъ хотя въ доме помолится, да будетъ отлученъ». И инде: «Къ непріобщеннымъ пріобщающійся самъ будетъ, какъ нарушитель правила Церкви». И еще: «Принимающій еретика подлежитъ осужденію его». И такъ въ чемъ обвиняются Латины, во всемъ томъ, если мы примемъ то, будемъ осуждены мы сами божественными канонами, начертанными по действію Духа. Но этому не бывать, не бывать!

Даже имени Папы не будемъ мы поминать. Это поминаніе — отъ лукаваго, который, будучи тьма, преображается въ светъ, и ныне предлагаетъ единеніе (Унію), а потомъ схитритъ погибель всего тела Церкви, и не надеясь достигнуть сего открыто, работаетъ скрытно, дабы хоть какъ нибудь отворить дверь и исполнить злой умыселъ.

Если Латины соединяются съ нами добровольно, то пусть переменятся, и такимъ образомъ соединятся. А если хотятъ сего ухищренно, то не успеютъ, хотя бы добились до пустыхъ именъ. Но что значитъ поминать имя? Очень много значитъ! Это объяснимъ мы после. А теперь? О, много прибыли будутъ иметь Латины, если лукаво достигнутъ цели!³. После этого они останутся неисправимы, получивъ то, чего хотятъ. Ибо не о благочестіи, какъ видно, все ихъ словопренія и розыски. Если бы благочестія искали они, то на что имъ настоящее домогательство, когда благочестіе и безмездно, и недокучливо, и равнопочтительно, и обще рабамъ, господамъ, беднымъ, благороднымъ, неблагороднымъ, неосужденнымъ и осужденнымъ, обще какъ веяніе воздуха и изліяніе света, и смены часовъ и разсматриваніе творенія Божія, этой великой и общей всемъ намъ утехи, и какъ равноудельность веры, по выраженію великаго Богослова Григорія, хотя они и не равняются съ великими отцами нашими, Василіемъ и Іоанномъ Златоустымъ, и ни во что ихъ ставятъ, тогда какъ слава ихъ словъ и сила ихъ духа объяли всю землю.

— Но выслушай, святый Владыко, обещанное объясненіе наше, объясненіе словами всесвятаго Духа, изъ которыхъ ни одна черта утратиться не можетъ. Великій апостолъ Господень и евангелистъ Іоаннъ Богословъ говоритъ: «кто приходитъ къ вамъ и не приноситъ сего ученія, того не принимайте въ домъ, и не приветствуйте его. Ибо приветствующій его участвуетъ въ злыхъ делахъ его» (2 Іоан. 1, 10-11). Если же не велено намъ приветствовать его, если воспрещено вводить его въ домъ, то какъ не въ доме, а въ храме Божіемъ, въ неприступномъ алтаре, у таинственной и страшной трапезы Сына Божія, нежертвенно закалаемаго, то яко Бога, то яко агнца непорочнаго, да примиритъ насъ съ Отцомъ и съ Собою, и кровію Своею да очиститъ грехи наши, яко безгрешный, какъ тутъ и какой адъ изрыгнетъ поминаніе Папы, достойно отсеченнаго (отъ Церкви) Святымъ Духомъ за то, что онъ поднялъ голову свою противъ Бога и противъ всего божественнаго, и такъ сделался врагомъ Божіимъ?

Ибо если простое приветствіе еретику пріобщаетъ насъ къ злымъ деламъ его, то что сказать о гласномъ поминаніи его, и где-же? Тамъ, где предлежатъ божественныя и страшныя Тайны. Если Предлежащій тутъ есть сама Истина, то какъ она приметъ эту великую ложь? Приравнивать папу и причислять его, какъ православнаго патріарха, къ прочимъ православнымъ патріархамъ во время совершенія страшныхъ таинъ, значило бы играть театрально, и представлять несуществующее, какъ существующее. И какъ приметъ это всякая православная душа? Не уклонится ли она отъ общенія съ помянувшими его? И не сочтетъ ли ихъ торгашами, продающими все божественное?

Издревле православная церковь Божія возглашеніе имени архіерея, во время богослуженія, установила какъ знакъ совершеннаго общенія съ нимъ. Читается и въ изъясненіи божественной литургіи, что священнодействующій возглашаетъ имя архіерея, дабы выразить свое подчиненіе начальствующему и свое общеніе съ нимъ и заимствованіе отъ него веры и божественвыхъ Таинствъ.

И великій отецъ нашъ и исповедникъ Феодоръ Студитъ въ почтительномъ письме своемъ къ некоему говоритъ: «Ты признался мне, что боялся сказать пресвитеру своему, чтобы онъ не поминалъ ересеначальника. Что-же сказать тебе объ этомъ теперь, недоумеваю, разве то, что общеніе съ еретикомъ посредствомъ одного поминанія имени его есть оскверненіе, хотя-бы поминающій былъ православенъ». Такъ говорилъ сей отецъ. А до него и самъ Богъ глаголалъ: «священники отринули законъ Мой и осквернили святыни Мои, не отделясь отъ непреподобныхъ и скверныхъ, и имея все общее съ ними». Что яснее и истиннее сего?

Но и уступкине сделаемъ. Ибо можно ли допустить уступку, оскверняющую все божественное, по вышереченному слову Божію, и отъ божественныхъ Таинствъ удаляющую Духа Божія, и чрезъ то лишающую верныхъ прощенія греховъ и усыновленія? Что было-бы вреднее такой уступки? Ведь, общеніе съ ними гласно; и согласиться съ ними въ одномъ, значитъ извратить все правое. Ибо «принимающій еретика подлежитъ осужденію его».

— Еще: «пріобщающійся къ непріобщеннымъ самъ непріобщенъ будетъ, какъ нарушитель правила церковнаго». А Латины, знаменитые непослушаніемъ церковнымъ правиламъ, сообщаются съ Іудеями, и съ Армянами и Іаковитами, и Несторіанами и Монофелитами, и вообще со всеми еретиками, и даже за это, не говоря о прочемъ, недостойны прощенія и общенія съ нами, какъ соучастники во всехъ богоненавистныхъ ересяхъ оныхъ людей.

Что касается до предоставленія первенства еретичествующему въ противность всей православной Церкви Христовой, то и оно несправедливо. Этимъ требуется уже не уступка, а полное подчиненіе (Папе). Но онъ не достоинъ и последняго места. Ибо великій Отецъ нашъ Григорій Богословъ въ своемъ божественномъ слове о кающихся говоритъ: «и я не принимаю нераскаявшихся, необращающихся и не заменяющихъ зло исправленіемъ: а когда приму ихъ, тогда отведу имъ подобающее место».

Но у Папы и у сущихъ съ нимъ нетъ исправленія, нетъ замененія зла добромъ. Посему они недостойны и последняго места. Какъ же они будутъ первенствовать, и надъ кемъ станутъ владычествовать? Надъ Божьими церквами? Увы! Не подступятъ ли они и къ заклепамъ ада, будучи ведомы слепыми вождями, по изреченію устъ нелживыхъ? Если светъ, который въ тебе, тьма, то тьма кольми паче (въ другомъ будетъ). Ведь всякій подчиненный любитъ подражать начальствующему; какъ это сказалъ великій богословъ Григорій.

Притомъ, по какимъ законамъ будутъ судить, какъ самъ Папа, такъ и архіереи его, когда они совсемъ отвергли божественныя правила святыхъ соборовъ, и не имеютъ не только благоуханія духовной жизни, но и признака ея, и еретичествуютъ во многомъ? Поистине, они наполнятъ Церковь смутами и соблазнами. Но не сольются неслитности, не спрядутся непряди. Ибо какое сродство у правды и беззаконія, или, по слову Божію, какое общеніе у света и тьмы, у православныхъ и, еретиковъ, отъ которыхъ мы должны всецело удаляться? И древле самъ Богъ заповедалъ, говоря: измите лукаваго изъ среды вашей. А вотъ это изреченіе, — если соблазнитъ тебя око твое, исторгни его, — и дальнейшее изреченіе о прочихъ соблазняющихъ членахъ, къ кому другому лучше подходитъ, какъ не къ Латинамъ?

И Павелъ, великій отъ того, что глаголалъ чрезъ него и въ немъ Господь, тоже самое представляетъ на видъ, говоря: «Еретика человека после перваго и втораго вразумленія отвращайся, зная, что таковый развратился, и грешитъ будучи самоосужденъ». (Тит. 3, 10-11). И еще: «Уклоняйтесь отъ всякаго, нечисто ходящаго и не по преданію, которое принято отъ насъ». — И въ другихъ строкахъ Павелъ запрещаетъ даже есть вместе съ ними. Согласно съ нимъ и богоносный и великій отецъ нашъ Игнатій предохраняетъ насъ отъ еретиковъ, этихъ человекообразныхъ зверей. Если же мы не должны не только принимать ихъ къ себе, но и встречать, если не велено намъ и пищу вкушать вместе съ ними, даже приветствовать ихъ въ избежаніе общенія съ ними: то какъ признать ихъ первыми, и судьями православныхъ церквей, и громогласно возглашать имя ихъ въ церкви у таинственной трапезы, дабы и ее, освящающую насъ, не оставить не оскверненною?

Никакъ, никакъ не дозволяй сего ради души твоей святой, царю святый и Богомъ поставленный самодержецъ, и вместе Христу возлюбленный и христолюбивейшій. Но держись, какъ держишься по благодати Христовой, того, чему ты наученъ и что тебе вверено, зная, кемъ ты наученъ (2 Тим. 3, 14). Храни добрый залогъ, избегая, по ученію великаго апостола, негодныхъ пустословій лжеименнаго знанія, которымъ занимаясь некоторые уклонились отъ Веры (1 Тим. 6, 20-21), да посредствомъ тебя, съ тобою, и со всемъ домомъ твоимъ, славящимъ Бога, и мы, составляющіе полноту Христіанъ, будемъ соблюдены, какъ православные и Богу угодные, на день явленія Господа, и съ вами и сами сделаемся неукоризненными наследниками царства его вечно. — Веренъ Богъ, призвавшій насъ, который и сотворитъ, если мы соблюдемъ заповеди Его, благодатію Христа о Духе Святомъ. Аминь.

Примечанія:
1. Стало быть, настоящее посланіе Святогорцовъ представлено было Михаилу Палеологу спустя много летъ после венчанія его на царство, вероятно, незадолго до смерти его. А умеръ онъ въ 1282 году.
2. Разумей Унію и ея последствія опасныя.
3. Тонъ этихъ и последующихъ словъ — насмешливый.